Нежность к мертвым

Данишевский Илья

И это верно, но я не верю в это. В силу психозов, клаксонов и

шума, я откидываю этот вариант. На самом деле мне кажется,

что мы знакомы с тобой лишь потому, что мне СУЖДЕНО

было ПОЗНАТЬ деву-с-червем, а ты была дана мне в этом

физическом положении, как знак опоры, как Способ познать

ее, способ объяснить ее происхождение. Ты сидела там, в репь-

ях, потому что я должен был влюбиться в розоватый свет от-

крытых сердец. Но уже там я

ощущаю этот свет каким-то гни-

ловатым, связанным с чем-то жутким. И та собака. Она была

там, и ты сидела возле нее, потому что я должен был познать

деву-с-червем, и черви в той собаке были воплощением этого

Ее качества в нашей реальности…

волических знаков и буйков, каждое их мгновение перекатывается в

другое, и каждое из них подчинено надежде вновь оказаться в крово-

точащем центре. Обочина раны. Женщины не могут скрасить этот

штиль, их потные тела с различимыми в полумраке мелями и корал-

ловыми островами становятся игольным ушком, сквозь которое про-

девают печальную тоску и сквозь которое рассказывают свои истории.

244

Нежность к мертвым

– Ты любишь меня?

– Ее. Деву-с-червем. Сквозь тебя.

– Я выхожу замуж.

– Она опаздывала. Это что-то значит! Все для меня не-

умолимо что-то значит; все сопряжено с этой реальностью, но

лишь по одной причине. Я не мог бы писать книгу, не исполь-

зуя Физический, созданный язык. Я должен опираться на ка-

кую-то известную систему, пользоваться ей, чтобы выразить

настоящее. Я должен был найти ТЕМ, ИСТИННЫМ сущно-

стям аналогию и объяснения в этом мире. Я люблю тебя, дева-

с-репейником. Но ключ… и дверь…

– Мне пора.

В ночном сумраке. Суматра? Нет, Амстердам. У меня болят

кости, ощущение, будто по ним ползет что-то и пытается вы-

браться. Нахожу шишки там и здесь на своем теле. То исчеза-

ет, то появляются вновь. Видимо, ключ ищет точку выхода.

Вырваться сквозь красную боль наружу. Ищу его таинствен-

ную дверь. Помнишь, на прошлой неделе сообщили о найден-

ных телах двух мальчишек? Я знаю… я знаю о них… (я никогда

не напишу книгу в общечеловеческом смысле, в моей от чело-

веческого — лишь язык, да и тот используется вне человеческо-

го; ее методы, ее конструкция пусть и работают с аналогиями,

которые ошибочно могут быть восприняты метафорой, суть

Женщина засыпает, согревая в себе семя, а моряк отправляется

даль-

ше, чтобы в извилах и на перекрестьях мечтать о возвращении к мо-

рю… в путешествии нет ничего особого; приключение — это не мор-

ская болезнь, не реи и не альбатрос, путешествие не в образе расплы-

вающегося на горизонте города, путешествие в чем-то другом, и если

бы моряки могли это выразить, возможно, было бы гораздо проще

возвращаться к нему, этому нескончаемо-ожидаемому путешествию.

Может, это тоска по девочке с зеленой фетровой шляпкой, замарино-

ванная в соленом приливе, в приливе памяти, более красочная, чем

реальность ее кожи, ее форматоров, ее раскинутых поперек постели

нефов и влажнее ее краеугольного камня. Лиззи? Лиззи, – поет о ней

ветер, и Лиззи перекатывается по волнам, остается белой пеной, про-

плывает медузой, выпрыгивает дельфином, плачет чугунным телом

чайки. Мигрени о ней — закат над океаном, мигрень о ней более слад-

кая, чем сама Лиззи… только в памяти они предстает одушевленной и

полноценной; только спрятанная внутри, только Лиззи-в-путешествии,

только воспоминания о ней…

245

Илья Данишевский

иное — мое неумение отражать ничем, кроме юродивой анало-

гичности; ее манифесты, ее указания пусть и говорят «да» или

«нет», никогда не отвечают на вопросы; ее нарратив — это

кровь и правда; посыл отсутствует; ее композиция — игра моего

разума над истиной)… на площади Грюн я встретил двоих,

джентльмены, джентри, существа с прозрачной болью в пустых

глазницах, их задача — собирать тайные желания человеческих

детей; цель неясна, но я знаю их методы. Они врываются

сквозь форточки, выходят из канализационных люков, других

дверей, где ткань реальности прозрачна или не слишком кон-

тролируема Человеческим, они приходят к детям: во снах, в

страхах, в объективности, и требуют от детей исповедь. Иногда

они вырывают исповеди с мясом. Иногда оплачивают откро-

венность. Если второе, то ребенок на следующий день найдет

на улице монетку или ему повезет как-то иначе. Все эти слу-

чайные везения — неземная плата двух джентльменов с площа-

ди Грюн, а никаких иных случайностей с детьми не происхо-

дит. Наверное, взрослые случайности, удачные браки и прочее

— иные формы сделки. Я знаю, что все происходит в космиче-

ской сопричастности с вечным городом, в бесконечном повто-

рении его Истинности в нашей профанированной действитель-