Нежность в хрустальных туфельках
Шрифт:
— Думаю, вы и сами понимаете, что нет? — улыбается он. — Игорь Александрович Разин. Присаживайтесь.
Указывает на кресло с обратно стороны стола, а сам усаживается на рабочее место. Кладет на стол пару листов, один протягивает мне.
— Это ваше резюме? Нет никаких ошибок?
Бегло просматриваю распечатку, киваю. Он улыбается и предлагает начать собеседование.
Несколько вопросов — и я сразу понимаю, как он оказался на важной должности в таком молодом возрасте. Его не интересует мой опыт, но вопросы о методах работы по предмету, педагогике. Интерактивных
— Вы написали, что у вас есть небольшой опыт классного руководства? — уточняет Игорь Александрович.
Я честно говорю, что этот опыт и правда небольшой, но он все равно просит рассказать, в чем я видела свою задачу, как классного руководителя. Озвучиваю все темы классных часов, общение с родителями, интерактивное общение со своими детьми. Почти уверена, что это совсем не то, что должна делать опытная учительница, но мужчина улыбается и снова кивает.
— Надеюсь, вы не из пугливых, варвара Юрьевна, потому что к вашей должности учителя литературы мы предложим вам еще и «11-А».
Понятия не имею как, но мне удается сдержать нервный смешок.
— То есть… я принята? — несмело уточняю я, боясь вставить себя дурочкой.
— Как только оформите документы.
— У меня все с собой… — начинаю я и тут же прикусываю язык.
— Люблю оптимистов! — улыбается Игорь Александрович, открывает дверь и говорит: — В таком случае, сегодня оформляетесь, а работать — с завтрашнего дня. С корабля на бал.
За всеми хлопотами с оформлением, я совершенно не замечаю, как за окнами темнеет. Мне дают расписание звонков, показывают мой стол в учительской, проводят по основным кабинетам и вводят в курс дела.
Выхожу на улицу — и натыкаюсь на Игоря Владимировича.
— Думаю, «Меридиан» сегодня пополнился отличным специалистом, — говорит он, и добавляет. — Вы далеко живете? Я на машине.
Обычная вежливость, но я энергично от нее отказываюсь. И так чувствую себя человеком, которому выдали слишком большой кредит доверия, который нужно во что бы то ни стало оправдать.
Когда возвращаюсь домой, сердце ёкает, потому что около соседнего подъезда стоит как будто знакомая машина. Подхожу ближе, выдыхаю, еще на что-то надеясь, но очевидно, что это и близко не его машина.
И в телефоне, который я проверяю только перед сном, сообщение от Дани: «Пожалуйста, вернись ко мне, Колючка».
Я знаю, что приходить в первый рабочий день с заплаканными глазами — худшее, что может быть, но все равно плачу, удаляя все его сообщения и свой аккаунт в вайбере.
Глава тридцать вторая: Даня
23 декабря
— Даня, вставай! — слышу раздраженный голос матери из-за двери. Настойчивый стук. — Ты не можешь прогуливать школу вечно. Мне уже надоели звонки Елены Викторовны и угрозы твоего отчисления за постоянные прогулы без неуважительной причины.
— Пошли их на хер, — говорю в подушку, и чуть громче уже ей: — Скажи, что
Не пойду я в эту гребаную школу.
— Больше никаких справок, Данил! — Она уже явно на взводе. — Не вынуждай меня поднимать этот вопрос при отце. Ты знаешь, что он сделает.
Знаю. У нас уже был разговор в прошлом году, когда я просто тупо забил на учебу, потому что у меня был сезон соревнований и я просто не вылезал из спортзала. Отец сказал, что либо я учусь ответственности и работе головой, и получаю место стажера в одном из его банков, либо он возьмет того, котомку это действительно нужно.
— Уже одеваюсь, — бросаю я.
Тянусь к телефону уже почти на автомате, потому что надежда подохла еще на прошлой неделе.
Ноль. Ни сообщения, ни звонка.
Все, что я знаю — сплетни, которые гуляли по школе первую неделею после ее увольнения: Варвара Юрьевна сбежала от мужа к богатому старому арабу и укатила в Эмираты, чтобы стать «русской жемчужиной» в его гареме. Знаю, что это бред, но это единственное, что я вообще о ней знаю.
Принимаю душ, смотрю на себя в зеркало и вспоминаю вчерашний бой. На роже осталась пара синяков и небольшой шрам на лбу. Родители думают, что я просто слишком энергично готовлюсь к январским соревнованиям. Это хорошо, потому что рожа — почти единственное «живое» место на мне. Никогда в жизни я не заходил в клетку так часто. Никогда не дрался так, будто из меня выгрызли душу и осталась только механическая работа рук и ног.
На занятия я все равно опаздываю: по пути зачем-то заезжаю в «Старбакс», покупаю кофе и в последний момент прошу не писать на стаканчике «Колючка». Девчонка на кассе улыбается и заменят имя пожеланием «Хорошего дня!» Вдогонку говорит, что освобождается сегодня после четырех.
— Я уже занят, — вру в ответ и она, краснея, извиняется.
Заглядываю в учительскую, хрен знает зачем. Знаю, что стол Колючки давно пустует, и вернуть ее может разве что ураган из сказки про Элли и Волшебную страну.
Нам поменяли расписание, и сегодня литература — последним уроком. Откровенно валяю дурака: врубаю музыку на максимум, вытягиваю руки на парте и закрываю глаза.
Прошло почти две недели.
Должно бы стать легче, но не становится.
Мне очень хуево без нее. Никогда в жизни так не было, чтобы сердце болело от острой нехватки одного-единственного человека. Иногда просыпаюсь ночью от того, что в груди горит, словно меня изрешетили, как мишень на стрельбище.
Если она ушла от мужа — почему не сказала мне?
Потому что взрослой женщине не нужен «мальчик»?
— Даня, задержись, — останавливает меня классная, когда я после звонка плетусь к двери.
— Что? — не поворачиваю головы.
— Нужно поговорить о твоих оценках. Или мне снова позвонить твоей матери? Или на этот раз отцу?
Я просто заваливаюсь на первый же стул, вытягиваю ноги, и демонстративно смотрю в одну точку на доске. Коршунова вырастает передо мной, упирается ладонями в парту, наклоняется, перекрываю мне обзор своими сиськами. Вообще по херу. Даже не екает.