Нежность в хрустальных туфельках
Шрифт:
— Ленский, прекрати меня рассматривать, — говорит Коршунова слишком нарочитым шепотом. — Или я подумаю, что нравлюсь тебе.
Смотрю на ее лицо: училка корчит типа_возмущение.
— Ты же нарочно ее расстегнула до самого лифчика, — озвучиваю свои наблюдения.
— Ленский!
— Пошла ты, Коршунова. Если захочу трахнуть проститутку — куплю элитную блядь, а не дешевую шмару. Могу себе позволить. А ты дай историку — он давно на тебя в туалете дрочит.
Она заносит руку, чтобы ударить меня по лицу, но я без труда отбрасываю ее неудавшуюся пощечину, иду к двери и показываю средний
На улице уже поджидает Варламова. Стоит прямо возле моей машины и демонстративно улыбается до ушей, как будто хочет сказать, что готова быть сегодня хорошей и не пороть всякую херню взамен на то, что, видимо, прямо сейчас собирается попросить.
Молча сажусь за руль. Варламова мнется и приходится посигналить ей, чтобы перестала изображать девочку-припевочку. Она тут же запрыгивает на соседнее сиденье, быстро смотрит по сторонам и тянется за лежащим сзади пледом.
— Не трогай, — пресекаю ее попытку.
Я нарочно держу его там, хоть давно пора бы спрятать обратно в багажник. У меня больше нет «хорошей девочки», которую нужно в него заворачивать, словно маленькую.
Больно, сука. Как же больно. Жаль, что нельзя выковырять из груди сердце и спрятать его за тридевять земель. Пусть бы болело и ныло там, где мне будет глубоко на это наплевать.
— Я замерзла, — ворчит Варламова.
— Что надо? — игнорирую ее попытку вывести меня на чувства.
Родители снова в разъездах. Поехали ко мне. — Сует руку в сумку, недолго копается и достает пакет с «травкой». — Повеселимся.
— Меня эта дрянь не вставляет.
Тысячу раз говорил, а она снова и снова делает вид, что я просто ломаюсь. Раз было — пробовал. Чувствовал себя воздушным шариком, которого поболтало в сосновом бору. Не понял кайфа и еще раз не тянет. Мне бы и с обычным куревом завязать, но пока что никотин — единственное, что не дает мне сдуреть, когда мыслей о Колючке становится слишком много.
— Ну, Лень, я соскучилась… — Она тянется ко мне с поцелуями, но от вида ее намазанных какой-то блестящей жирной дрянью губ просто выворачивает.
— Отвали, сказал ведь уже. — Брезгливо отмахиваюсь от ее рук, завожу мотор. — Домой подвезу.
Мне все равно по херу, что делать и чем себя занять.
Радует только то, что завтра у нашей сборной финальная игра со сборной «Меридиана», и после этого до каникул останется ровно один день, на который я, традиционно, забью болт.
— И на пляж со мной не хочешь? — продолжает корчить дуру Варламова.
Просто удивительно, как я раньше терпел ее болтовню и откровенную тупость. Так и хочется достать из ее сумки учебники и настучать ими по башке — вдруг хоть каплю знаний вколочу и разукрашу ее идеально гладкий мозг намеком на извилины. Хотя, о чем это я? В такую сумку поместиться разве что помада, презерватив и «травка».
— У меня другие планы, — бросаю я, прикуривая от зажигалки в машине.
— С классом не едешь, со мной тоже не хочешь. — Я практически надеюсь на какой-то глубокомысленный вывод, но вместо этого слышу еще один глупый вопрос: — Ты правда будешь просто киснуть дома? Серьезно?
Она почти смеется, но мне глубоко ко хую, что она думает обо мне и моих планах.
Притормаживаю около ее дома, жду,
Дура просто не в состоянии понять, что она до сих пор катается на розовом пони, а я давно готов пересесть на метро взрослой жизни.
Жаль, не с кем.
Глава тридцать третья: Варя
24 декабря
Эти две недели были очень странными. Тяжелыми, нервными, иногда даже слишком острыми, но странными не в самом плохом смысле этого слова.
Начать с того, что на третий день моего побега меня отыскал муж. И как бы я нее готовилась к его встрече, не пыталась собрать к этому случаю моральные силы, оказалось, что ни черта у меня не получилось. Увидела его на крыльце, когда выходила в обеденный перерыв — и поняла, что мне нужно либо быстро сбежать, либо взять все, что попадется под руку, и дать бой. Но не во дворе же школы, когда вокруг дети?
Он просто стоял и ждал, когда я к нему подойду. А я не подошла. Спустилась с крыльца во двор и прошла дальше, туда, где наш разговор, даже если он снова начнет орать — не сможет услышать играющая с выпавшим снегом детвора. Судя по Петиному лицу, ему ох как не понравилось, что непослушная беглянка задала тон разговору. И все же подошел, небрежно сказал что-то в духе: «Вернись, дура, я все прощу», услышал еще одно мое нет и потянулся с кулаками. Но как раз в тот момент рядом притормозила машина Игоря Александровича и Петя раздумал наводить порядки в доме.
Мой директор даже не удивился, когда я ни с того, ни с сего, подстроилась под его шаг и вдруг начала нести ерунду о том, что мы с классом уже определись с планами на зимние каникулы. К счастью, на этот раз без экстрима: просто мастер-классы, пара походов в кино, бассейн. Оказалось, что не только первоклашки любят проводить каникулы все вместе, но и среди моих орлов — кстати, очень дружных! — нашлось целых двенадцать человек желающих провести время за пределами квартир и без игровых приставок. Несколько человек уезжали с родителями на отдых, еще несколько отказались просто так.
И пока я все это рассказывала моему внимательно слушающему директору, я чувствовала на горле удавку Петиного взгляда. Когда зашли внутрь, я выдала себя слишком громким вздохом облегчения, и Игорь Александрович тут же пригласил зайти к нему в кабинет. Как оказалось — не для разговора по работе, а для беседы по душам.
В итоге я рассказала все: и о своем неудавшемся браке, и о бегстве, и о том, что собираюсь развестись. Мужчина молча выслушивает меня и когда я старательно обхожу тему насилия, предлагает мне сделать паузу, вызывает секретаря и просит сделать мне чай с лимоном. Только когда я делаю пару глотков и заметно успокаиваюсь, предлагает продолжить. А когда моя история подходит к концу, говорит, что от таких идиотов можно ждать чего угодно и, не спрашивая моего согласия, озвучивает желание с этого дня подвозить меня с работы и на работу. «Пока у вас все не наладится», — поясняет свои намерения.