Нежность в хрустальных туфельках
Шрифт:
Такие «проверки» муж начал устраивать почти сразу после свадьбы. Сначала это выглядело невинно и даже мило: я шла в гости к подруге, или встречалась с однокурсниками, а он вдруг звонил на чей-то номер (поэтому всегда спрашивал, куда я иду и с кем, и просил оставить все номера телефонов, якобы, просто по служебной привычке). Говорил моим друзьям, что у меня телефон не отвечает, он волнуется и просит дать со мной поговорить. Никаких неотвеченных вызовов у меня. Конечно, не было, но мне и в голову не могло прийти, что все это — одно большое вранье
Однажды мне не повезло выйти в туалет как раз за секунду до очередного «звонка беспокойства». Само собой, никто меня к телефону не позвал. Подружка сказала, что я вышла и как только приду, то сама и перезвоню. В ответ на что муж послал ее матом, обозвал лживой сукой и проституткой, и пообещал устроить ей «субботник» за то, что покрывает мое блядство.
Поэтому, теперь у меня нет подруг. Только пара знакомых по переписке на специализированном форуме для молодых учителей.
А теперь эта скотина втянула в грязь нашей «счастливой семейной жизни» еще и мою мать.
— Варя, у тебя… плохо, да? — Не зря же говорят, что материнское сердце не обманешь. Потому и езжу к ней редко, чтобы не навалить на ее плечи еще и тонну собственных проблем.
— Я собираюсь уйти от мужа, мам, — говорю я. И мне становится легче, как будто в простых словах заключена особая магия силы духа. — Пока не знаю, куда и как, но должна. И не отговаривай меня, пожалуйста.
Она понимающе улыбается и говорит только, что я у нее взрослая и знаю, что делаю, и что как бы там ни было, а в родительском доме мне всегда найдется место.
Медсестры выпроваживают домой нас обеих: Дениска стабильный, нет необходимости караулить под его дверью, а если что — нам обязательно сразу же позвонят. Бредем домой под руку, как в детстве, в снег и мороз, и ведем молчаливый разговор о нашем, о женском.
Уже дома, зарываясь под ворох одеял, лежа в кровати, из которой давно выросла, я получаю сообщение от Дани: «Я сделал пару твоих фоток, пока ты спала у меня в машине». Знаю, что не должна задавать заведомо провокационный вопрос, но мне так плохо и тускло на душе, что хочется просто задернуть ширму, на миг сойти с дистанции черной полосы моей жизни и просто глотнуть капельку счастья.
«Зачем тебе мои фотографии, Ленский?»
Он отвечает почти сразу:
«Чтобы смотреть на то, чего я хочу»
И тут же вдогонку:
«Вайбер? Телеграмм? Ненавижу СМС»
«Я уже спать хочу, Даня, — пишу я, хоть это лишь отчасти правда. И противоречу сама себе, приписывая: — Вайбер».
Через несколько секунд он пишет уже туда: «Тогда я расскажу тебе сказку на ночь, Колючка, но только после фотографии той странице в твоем паспорте, где видна дата рождения, потому что эта сказка для девочек 18+»
Понятия не имею, как ему удается втянуть меня в эту переписку, но тянусь за сумкой, достаю паспорт и делаю нужный снимок. Отправляю с припиской: «Сфоткала паспорт сестры, сойдет?»
«Кто же вот так сразу признается в махинациях, Колючка? Садись, двойка»
Он с
«Прислал тебе фото к образу сказочного героя, Колючка. Официально разрешаю пускать слюни».
И фото вдогонку.
Его фото: в кровати, совершенно голого, с одеялом, спущенным немного ниже пупка.
Я инстинктивно просто выключаю экран, даю себе минуту передышки, чтобы собраться с силами и включить его снова.
Почему?
Потому что можно было таять от поцелуев Ленского, растворяться в запахе мяты и сигарет, забывать дышать, когда взгляд падает на его крепкие руки и сбитые костяшки. И все это было по-особенному остро и горячо. Но все это было почти прилично. Я планировала вернуться, разобраться со своей жизнью и найти тысячу объяснений для тех чувство, которые испытываю к восемнадцатилетнему парню. И я бы их точно нашла.
Но как объяснить то, что одного взгляда на полуголого Ленского мне хватало, чтобы захотеть свернуться узлом, обхватить подушку коленями и подавить странную горячую боль между ног? Это нельзя списать на его напор и нарочитую грубость, это вообще за пределами всех чувств, которые я когда-либо испытывала.
Я включаю телефон и под фотографией висит новое сообщение от Дани: «Это позитивная тишина или молчание ужаса?» Он добавляет к словам пару смайликов, изображающих ангелочков. Понимаю, что флиртует, но ничего не могу с собой поделать: мысли застопорилось где-то в области его крепкого смуглого тела с косым шрамом от аппендицита и двумя родинками под правой ключицей.
Он крепкий, но еще немножко худощавый, как раз на свой возраст. Но при этом я готова просто всю ночь разглядывать его фотографию, как будто это последние часы перед тем, как я навсегда расстанусь со своим зрением.
«Ну скажи уже что-нибудь, Колючка?» — снова пишет он.
Дрожащими пальцами набираю в ответ: «Ты в хорошей форме».
Сухие скупые слова, единственный ответ, в котором не было бы слов «великолепен», «безупречен» и «хочу тебя обнять».
Безумие.
«Если ты не перестанешь врать, Колючка, я сфотографируюсь без одеяла. А я, чтоб ты знала, люблю спать без трусов».
В ответ на его угрозу в моей голове поселяется механическая мартышка с музыкальными тарелками, и начинает нарезать круги, выстукивая одно единственное слово: «Хо-чу! Хо-чу!» Но я просто не знаю — не умею, не нахожу правильные слова? — как сказать о том, что чувствую, и при этом не хотеть сгореть от стыда за поведение, недостойное замужней женщины.
И одновременно вспоминаю все те разы, когда прилежно исполняла супружеский долг, лежа в кровати с наивной верой в то, что вот сегодня точно что-то будет. Фейерверк, взрыв атомной бомбы, удовольствие, от которого захочется одновременно смеяться и плакать. А вместо этого ворчание мужа: «Что ты, как бревно…»