Незнакомцы
Шрифт:
— Вы забываете, что поставлено на карту! — пришел в ярость Фалькирк. — Поймите же наконец, ради бога, что мы уже не просто пытаемся утаить от общественности информацию, это сейчас уже не имеет почти никакого значения! Мы сейчас пытаемся защитить человеческий род от уничтожения! Если мы станем действовать открыто и потом решим прибегнуть к силе, чтобы удержать заражение, нас заклюют все доброхоты, все политиканы, и мы сами не заметим, как проиграем войну!
— Но судя по случившемуся здесь, — возразил Полничев, — опасность не так уж и велика. Я, конечно, приказал своим людям, охраняющим Халбургов, относиться к ним как к источнику повышенной опасности, но, честно говоря, мне не верится, что они опасны. Эта маленькая Эмми... она просто прелесть, а не чудовище. Я не знаю, как эта таинственная сила вселилась
— Безусловно, — холодно произнес полковник Фалькирк, — именно в этом и хочет уверить нас противник. Если мы позволим убедить себя, что приспособленчество и капитулянтство — это благодеяние, мы будем побеждены без боя.
— Но, полковник, если допустить, что Кронин, Корвейсис, Толк и Эмми Халбург заразились и перестали быть людьми или стали какими-то другими, не такими, как мы с вами, тогда зачем им популяризировать свои скрытые возможности, совершая чудесные исцеления или демонстрируя способность управлять на расстоянии различными предметами? В их интересах было бы держать свою силу в секрете и исподволь заражать все больше и больше людей.
На Леланда этот аргумент не возымел никакого действия.
— Механизм всей этой чертовщины нам пока не известен, — стоял он на своем. — Возможно, подвергшийся заражению не может сопротивляться проникшему в него паразиту и становится его рабом. А может быть, паразит и хозяин человеческой оболочки взаимодействуют, помогая один другому, при этом хозяин может и не подозревать, что в него кто-то вселился, — вот вам и ответ на ваш вопрос, почему Эмми Халбург и другие не знают, откуда взялись их удивительные способности. Но, так или иначе, подобный субъект уже не может считаться человеком в полном смысле слова. И, на мой взгляд, Полничев, ему больше нельзя доверять. И поэтому я прошу вас взять под стражу всю семью Толка. Ради бога, изолируйте ее немедленно!
— Как я уже сказал вам, полковник, дом Толка окружен журналистами. Если я приеду туда со своими ребятами арестовывать Уинтона и его жену, вся наша операция будет провалена. И хотя я больше не верю в ее успех, я не стану срывать ее сам. Я знаю свои обязанности.
— Надеюсь, ваши люди наблюдают за домом Толка?
— Да.
— А что насчет семьи Мендоза? Если инфекция передалась от Толка мальчику, как это ранее случилось с самим Уинтоном...
— Мы наблюдаем за этой семьей. Но и там нам мешают репортеры...
Не меньше хлопот было и с отцом Стефаном Вайцежиком. Священник побывал у Мендоза и Халбургов, прежде чем Фостеру Полничеву стало известно, что там происходит. Несколько позже агент ФБР видел святого отца напротив осажденного полицией и толпой зевак дома в Эванстоне, как раз тогда, когда Шаркл взорвал бомбу. Но после этого священник исчез, и вот уже шесть часов, как его никто не видел. Оставалось лишь предполагать, что он анализирует случившееся и пытается связать все странные происшествия в одну цепочку, что, по мнению Полничева, являлось лишним доводом в пользу его предложения рассекретить операцию, пока еще не поздно.
Леланд Фалькирк вдруг почувствовал, что все расползается, выходит из-под контроля, и у него перехватило дыхание от одной только этой кощунственной мысли, ибо он посвятил всю свою жизнь философии и принципам осуществления контроля — безусловного, железного, над всем без исключения. Контроль являлся для него главенствующим делом, все остальное отодвигалось на второй план. В первую голову — самоконтроль. Необходимо научиться безошибочно управлять своими желаниями и порывами, в противном случае не избежать разрушения от всяческих соблазнов: алкоголя, наркотиков, секса и тому подобного. Во многом убеждения полковника сложились под влиянием его набожных родителей, которые начали вдалбливать в голову мальчика эти заповеди, еще когда он был несмышленышем. Крайне важно также контролировать процессы мышления; надо принуждать себя всегда полагаться исключительно на логику и здравый смысл, ибо человек по своей натуре склонен впадать в предрассудки, действовать по шаблонам,
Буро-зеленая машина следовала за автомобилем Фэй и Джинджер до самого поворота с федерального шоссе к мотелю. Джинджер была почти уверена, что она заедет и на парковочную площадку, но машина остановилась в сотне метров от «Спокойствия» и осталась там мерзнуть под снегопадом.
Фэй припарковала «Додж» напротив входа в контору. Вместе с Домиником и Эрни они перенесли в дом купленные в Элко лыжные костюмы, ботинки, перчатки, два полуавтоматических ружья, патроны, электрические фонарики, два компаса, газовую горелку с двумя баллонами и еще всякую полезную мелочь.
Эрни обнял Фэй, а Доминик — Джинджер, и оба одновременно воскликнули:
— Я очень волновался за тебя!
И Джинджер невольно ответила следом за Фэй:
— И я волновалась за тебя!
Эрни и Фэй поцеловались. Доминик приблизил свое мокрое от снега лицо к лицу Джинджер, и они тоже поцеловались. Это был долгий и страстный поцелуй, и он получился таким же естественным, как и у супругов Блок, и нисколько не удивил и не смутил Джинджер.
Когда вещи были перенесены, все десять членов семьи мотеля «Спокойствие» отправились в гриль-бар. Джек, Эрни, Доминик, Нед и Фэй взяли с собой оружие.
Подтаскивая к столу стулья, Джинджер заметила, что Брендан поглядывает на оружие с опаской и неудовольствием и вообще выглядит несколько обескураженным. От вчерашнего оптимизма и приподнятого настроения не осталось и следа, эйфория после телекинетических опытов испарилась.
— Мне больше ничего не снится, — с грустью посетовал он. — Ни золотистый свет, ни зовущий куда-то голос. Знаете, Джинджер, я все время говорил, что не верю, будто меня призвал сюда Господь Бог, но на самом деле именно на это я и надеялся. Отец Вайцежик был прав, когда говорил, что во мне не угасла вера. С некоторых пор я снова ощущаю настоятельную потребность в Боге. И вот теперь — ни снов, ни золотистого света, и мне кажется, что Бог отвернулся от меня.
— Вы не правы, Брендан, — возразила Джинджер, сжимая его руки в своих ладонях. — Если вы верите в Бога, Он никогда не отвергнет вас. Только вы можете забыть Бога, но никогда — наоборот. Верно? Он всегда прощает и любит нас. Разве не то же самое вы говорите своим прихожанам?
— Можно подумать, что вы закончили семинарию, — вяло улыбнулся Брендан.
— Ваш сон был результатом попыток подавленных воспоминаний пробиться через блокаду, удерживающую их в подсознании. Но если вас сюда действительно призвал Господь, тогда... ну, в таком случае вам не снятся сны, потому что вы уже здесь. Вы выполнили Его волю, поэтому Ему не нужно больше посылать вам этот сон, вот и все. Вы меня понимаете?