Незримый гений
Шрифт:
Внезапно в ее груди вспыхнула ненависть, на один благословенный миг разогнавшая забивающий легкие туман страдания, — Брилл вспомнила последние слова Эрика. Она обрадовалась гневу. Она обрадовалась сопровождавшему его ожесточению. Она радостно встречала любую эмоцию, кроме затопившего ее отчаяния. Брилл чувствовала, как выкарабкивается из чернильного мрака горя. «Ублюдок… ублюдок… как я могла быть такой идиоткой? Какой смысл в знании будущего, если я даже не могу увидеть истинную натуру окружающих? Ненавидь его, Брилл… ненавидь его за то, что он с тобой сделал… но ненавидь его еще больше за то, что он
Ария восприняла новость об отъезде Эрика со странной стойкостью. Она стояла совершенно неподвижно, понурившись, с широко раскрытыми глазами, и Брилл опустилась перед ней на колени. Восприняв молчание Арии как хороший знак, она возблагодарила Господа, что, по крайней мере, ее дочь избежала потрясения и горя, которые испытывала она сама. И снова ошиблась.
Много дней Брилл тщательно следила за каждым действием дочки, выискивая малейший признак того, что та не так равнодушна, как кажется. Хотя Ария вела себя тише, чем обычно, но не выглядела столь же расстроенной отсутствием Эрика, как ее мать. Но постепенно, после нескольких недель этого беспечного отношения, видимость спокойствия начала слетать.
Однажды утром Брилл проснулась под знакомые звуки начала дуэта, которому Эрик учил Арию. Выскочив из постели в нелепом восторге от предполагаемого возвращения Эрика, она побежала по коридору в гостиную. Поскальзываясь в чулках, Брилл обогнула дверь и влетела в комнату; ее губы уже начали складываться в неуверенную улыбку. Несколько секунд она, как идиотка, стояла на пороге, пока не заметила нечто неправильное в плывущей по воздуху музыке. До ее ушей доносилась лишь половина мелодии, и когда она посмотрела на скамеечку перед пианино, то поняла почему.
Эрик не вернулся. Ария сидела в одиночестве, наигрывая первые две строфы дуэта (ее маленькие ножки качались над педалями), потом на долю секунды останавливалась — и начинала играть заново. Нерешительные прикосновения клавишам были в лучшем случае механическими. По-видимому, Ария не могла сыграть последнюю часть песни без направляющей ее умелой руки Эрика. В этот момент, пока дочь снова и снова играла одну и ту же мелодию, Брилл потеряла надежду когда-либо увидеть второго мужчину в своей жизни, сумевшего ее увлечь. Это последнее принятие было подобно утрате в семье — или ее собственной смерти.
Целую неделю Ария каждый день без остановки играла все ту же режущую слух мелодию. Эта дурацкая песня сводила с ума. К концу недели Брилл могла честно сказать, что ненавидит чертово пианино. Наконец, чтобы заглушить звук, она вставила ватные беруши. У нее не хватало духу велеть Арии прекратить. У нее больше ни на что не хватало духу.
Поскольку Ария много часов проводила за пианино, у Брилл ушло немало времени, прежде чем она заметила другие симптомы тихой тоски дочери. Каждый вечер за обеденным столом Брилл постепенно осознавала, что заикание Арии усиливается. Вскоре та уже не могла даже отвечать на простые вопросы: каждое слово растягивалось до невозможности. Брилл ощущала растущее отчаяние Арии, ощущала боль и смятение девочки, словно отражающиеся от ее собственных. Но что бы она ни делала, ничего не помогало. Результаты упорных трудов Эрика в его отсутствие полностью улетучились. Стало даже хуже, чем было.
Ситуация усугублялась
Позади раздалась тяжелая поступь, отвлекая Брилл от грустных размышлений. Отняв лицо от стекла, она повернула голову и увидела вошедшего в библиотеку брата. Его обычно веселый нрав был приглушен до неузнаваемой сдержанности. «Бедняга до смерти беспокоится за нас, — рассеянно подумала Брилл, попытавшись изобразить улыбку и потерпев фиаско. — Как только он услышал, что произошло, сразу примчался обратно. Если бы не он и Эндрю, я бы сошла с ума».
— Бри, та новая кухарка, которую прислал Эндрю, говорит, что приготовила на обед стью*. Хочешь, я принесу тебе немного? — тихо спросил Коннер.
Слегка нахмурившись, Брилл взглянула на брата и пожала плечами.
— Я не очень голодна, Коннер, но спасибо за предложение, — ответила она и отвернулась обратно к окну.
Неловко переступив, тот скрестил руки на груди.
— Ты должна есть, Бри. Ты и так слишком исхудала. Это не идет на пользу здоровью.
— Женщина никогда не бывает слишком стройной, — вспыхнула она, возможно, слишком поспешно. — Поэтому мы и носим корсеты.
Нерешительность Коннера быстро превратилась в раздражение. Он приблизился к приоконному диванчику, сверкая зелеными глазами из-под нахмуренных рыжих бровей.
— Не вешай мне лапшу на уши. Бри, ты знаешь, что он не вернется! Не наказывай из-за этого свое тело.
— Конечно, он не вернется! Он оставил нашу семью без малейшего сомнения! Никогда в жизни я так не ошибалась в людях, как ошиблась на его счет!
— Брилл, должно быть, произошло какое-то недоразумение, — медленно начал Коннер, ероша свои кудри. — Я просто не могу поверить, что…
Вскочив на ноги в неистовом приливе энергии, Брилл накинулась на ошарашенного брата, отталкивая его обеими руками.
— Верь во что угодно! Я была там! Я слышала его слова! Он использовал все, что я когда-либо рассказывала ему, чтобы ранить меня как можно сильнее! НЕ ЗАЩИЩАЙ ЕГО! — ее голос возвысился до крика, щеки опалило адским жаром.
Коннер стоически принял это взрыв; раздражение постепенно ушло с его лица. Медленно подняв руки, он обхватил Брилл за плечи, слегка сжал, утихомирив ее яростные удары, и с явной жалостью посмотрел на сестру.
— Тише, Бри… перестань драться. Я не тот человек, на которого ты зла.
За его словами последовала напряженная тишина. Брилл стояла вытянувшись, сверля его сухими глазами с предназначенной для другого ненавистью. Из ее взгляда медленно уходил боевой задор, оставляя глаза застывшими и невыразительными, как серебряные монеты. Вновь внутри сквозь гнев прорастала боль, опуская плечи и заставляя колени подгибаться. Шагнув в объятия Коннера, Брилл положила голову ему на плечо, внезапно почувствовав себя слишком уставшей, чтобы стоять без поддержки.