Незримый гений

Kay Blue Eyes

Наконец, не в силах больше выносить неведомую опасность позади себя, Брилл обернулась, чтобы посмотреть туда, где стоял дом. Не осталось ничего, лишь темнота непрогляднее самой безлунной ночи маячила в считанных дюймах от ее бегущих ног. Но когда Брилл резко повернула голову вперед, то краем глаза уловила смутный образ. Посмотрев туда в надежде обнаружить спасителя, она увидела вдалеке человека в плаще, скачущего прочь по тому, что осталось от дороги, ведущей от ее дома. Человек остановился и повернулся в седле: одна сторона его лица выглядела неестественно белой. Брилл узнала его и потрясенно остановилась.

— ЭРИК! ЭРИК, помоги мне! — завопила

она, когда ее ноги начали медленно тонуть в угольной черноте. — Эрик, погоди, вернись! Подожди! Помоги мне! Не оставляй меня одну! ПОЖАЛУЙСТА!

Но, будто не слыша ее, тот отвернулся и начал понукать лошадь, больше не посмотрев в ее сторону. Эрик, не оглядываясь, уезжал во тьму.

Резко сев, Брилл судорожно всхлипнула — холодный липкий пот выступил у нее на лбу и струился вниз по спине. Слепящая вспышка молнии на краткий миг осветила комнату мертвенно-белым светом, вслед за ней раздались сотрясшие дом раскаты грома. Брилл бездумно поднялась на подгибающиеся ноги и шатаясь вышла за дверь. Она так быстро бежала прочь от комнаты, что почти не помнила свой путь по коридору; подбежав к закрытой двери в спальню Эрика, Брилл колотила по темному дереву, пока у нее не заболел кулак. С нарастающей истерикой выкрикивая его имя, она рывком распахнула дверь и лихорадочно обшарила комнату взглядом. Та была пуста. Развернувшись, Брилл припустила в переднюю часть дома; достигнув парадной двери, она с нечеловеческой силой толкнула ее.

Страх гнал Брилл наружу, в самое сердце свирепой бури, и хотя ветер хлестал ее по лицу и пронизывал тело сквозь тонкую ночную рубашку, она не колебалась. Отчего-то она знала, что должна идти в хлев.

Отчего-то она знала, что Эрик оставляет ее.

*

Трагедия — неизбежный итог событий: ее нельзя избежать и невозможно преодолеть. Единственно верная константа во вселенной, что жизнь заканчивается смертью, а любовь… любовь заканчивается предательством. Нет никакого «жили долго и счастливо», так не бывает. И пускай в самых потаенных уголках своего сердца Эрик всю жизнь отвергал эту правду — вопреки холодному отвращению матери и жестокому обращению цыган, у него больше не осталось сил и дальше бороться с этим. Не осталось иного выбора, кроме как принять то, что судьба вбивала в него с самого рождения. Он был рожден для одиночества и умрет одиноким.

Оцепенело глядя поверх спины старой упряжной лошади Брилл, Эрик прижался щекой к холке кобылы. «Не знаю, почему я так удивился. Меня не проведешь, это точно. Я знаю, что, несмотря на все, что создал, несмотря на каждую захватывающую арию, которую написал, или величественное здание, эскиз которого сделал, я так и остался уродцем с цыганской ярмарки». Закрыв глаза, которые невыносимо жгло, Эрик уткнулся носом в теплую шкуру лошади. Он отрешенно ощущал, как из-под его закрытых век выкатываются слезы, прокладывая по щекам горячие дорожки, и в хрупкий щит, выстроенный его потрясением, неумолимо бьется клокочущий ураган боли.

Эрик осторожно приподнял голову и пристально взглянул на мокрый участок шерсти на спине кобылы в том месте, куда он прижимался лицом. Секунду спустя дрожь в его сердце прекратилась, темные брови сошлись на переносице в сплошную линию. Перекликающийся шепоток агонии в его душе стих, и иная, более могущественная эмоция залила его сознание.

Когда Эрик повернулся и схватил седло с ближайшей перегородки, его окатила бодрящая волна разнузданного гнева, окружив своим

адским жаром, сплавив в мертвый ком осколки разбитого сердца у него в груди. «Нет, отныне никаких больше страданий. Почему я должен оплакивать непостоянство проклятой ирландской распутницы? Она определенно не даст этому бедному идиоту в маске повода передумать, когда вернется в Лондон и будет греться в сиянии богатств молодого лорда. Она — всего лишь еще одна глава в трагической саге моей жизни. Я забуду ее… я забуду все это… это лишь вопрос воли».

Эрик бережно закидывал седло на спину кобылы и ставил его на нужное место, а в это время его ожесточившиеся сердце и разум кипели от растущей жажды насилия, жажды причинить боль, подобную той, что зависла у границ его гнева. Старая лошадь тихо заржала и мотнула своей большой головой, чтобы печально посмотреть на него, пока он подтягивал подпругу. И в этот момент маленький хлев сотряс раскат грома. Успокаивая лохматую кобылу, Эрик провел пальцем по ее морде: его рука дрожала, хотя лицо оставалось абсолютно непроницаемым.

Когда завывающий ветер с гулким ударом распахнул двери хлева, Эрик просто продолжил успокаивать испуганную лошадь. Но потом слева от него на пол упала тень, и он соизволил прервать свои манипуляции. Помрачнев от гнева, Эрик медленно повернулся к входу и убрал руки с головы кобылы, когда его взгляд наткнулся на знакомую фигурку, пытающуюся отдышаться прямо за порогом хлева.

Брилл стояла, промокшая до костей и дрожащая под холодными струями дождя; облачко от ее дыхания подобно белой свадебной вуали повисло в воздухе перед ее лицом. Она стояла совершенно неподвижно, почти как привидение, несмотря на беснующуюся вокруг нее бурю, длинные пряди ее волос безвольно свисали, облепив маленькое тело. Двигались только ее большие дымчато-серые глаза, окидывая взглядом оседланную лошадь и его фигуру в плаще.

— Что ты делаешь? — слабо спросила она, словно бы уже зная, каков будет ответ.

Не утруждая себя словами, Эрик отвернулся от Брилл: один ее вид — в мокрой ночной рубашке, с измазанными грязью ногами — поднял боль слишком близко к поверхности. Она выглядела такой юной, такой милой, что его почерневшее и раздавленное сердце вновь начало кровоточить… ее красота лишала воли, и Эрик поклялся, что возненавидит ее за это.

— Эрик, что ты делаешь?! — снова спросила Брилл, на сей раз обычно очаровательную мелодию ее речи исказили истерические нотки.

— В чем дело, мадам Донован? — вежливо осведомился Эрик опасно тихим голосом. — У вас возникли трудности с вашими способностями предсказывать будущее? Они не оправдали ваших ожиданий?

— Нет, Эрик, ты должен…

— Тогда, возможно, глаза обманывают вас, — бросил он через плечо: жестокость бурлила в нем, проскальзывая в голосе; руки сами собой сжались в кулаки.

— Пожалуйста, Эрик, что произошло, отчего ты так расстроился? — взмолилась Брилл, с опаской ступая в хлев; запачканный подол ее ночной сорочки волочился по сухой соломе.

Положив дрожащую руку на луку седла, Эрик тяжело вздохнул.

— Я не расстроен, мадам, — мягко ответил он, собирая вокруг себя холодную церемонность, словно броню против искренности, которую слышал в голосе Брилл. «Я могу возненавидеть ее, если постараюсь… тупой олух… чертова кошмарная женщина… заставила меня почти поверить… заставила меня надеяться, что… что, возможно… ПРОКЛЯТЬЕ!»

Обняв себя руками в защитном жесте, Брилл, дрожа, стояла возле стойла, где он продолжал седлать лохматую кобылу.