Незримый гений
Шрифт:
— Что ж… я рад, Бри, что ты решила сегодня пойти со мной. Тебе полезно выйти в свет и немного поразвлечься. А мне полезно потратить немного твоих денег.
Шлепнув его по рукам, Брилл ощутила, как ее горе становится чуть легче: Коннер всегда точно знал, как вызвать у нее улыбку.
— Как бы там ни было, о чем эта опера?
— Вообще-то, я понятия не имею. Я иду только потому, что там играет Мэг. Хотя я действительно слышал ходящие по городу слухи — новый композитор и прочая чепуха. Правда, Мэг присоединилась к труппе в самую последнюю минуту. Мы были в Риме, остановились там во время путешествия, когда получили новости
— Я рада, что вы оба так счастливы.
— Спасибо, Бри… — На секунду задумчиво уставившись в пол, Коннер взъерошил рукой волосы. — Я ведь так и не поблагодарил тебя… Если бы не ты и не Эрик, я бы никогда ее не встретил.
Чуть печально улыбнувшись, Брилл посмотрела в окно, наблюдая за вырисовывающимся впереди зданием Лондонского оперного театра. Радуясь, что не придется углубляться в этот разговор, она слегка выпрямилась.
— Ну что ж, мы на месте!
Подождав, пока карета полностью остановится, Коннер выпрыгнул наружу перед Брилл и снова открыл зонтик, чтобы ее атласное платье осталось сухим.
— Думаю, после представления мне стоит отвести тебя куда-нибудь и угостить парой десятков пинт эля.
— О да, это бы имело дивный успех в бульварной прессе. Но было бы ужасно забавно! — Вместе поспешив подняться по ступенькам, они умудрились не промокнуть. Возле парадных дверей их встретил швейцар, чтобы проводить в ложу. Заметив, что в фойе, кроме них, никого нет, Брилл посчитала обязательным для себя поторопить и Коннера. Невзирая на изначальные сомнения, сейчас она поняла, что на самом деле предвкушает предстоящий вечер, и жаждала сесть на свое место до увертюры.
Всю дорогу вверх по лестнице улыбаясь ужимкам Коннера, Брилл поблагодарила швейцара и вошла в их ложу. Быстро заняв кресло, она с нескрываемым интересом посмотрела на сидящих внизу людей. Ее всегда забавляла расфуфыренность и глупость прочей лондонской публики. Плюхнувшись в соседнее кресло, Коннер вытащил театральный бинокль и тоже приступил к наблюдению за зрителями.
Протянув бинокль сестре, Коннер в открытую указал на пожилую знатную даму, сидевшую на другом конце зала:
— Как думаешь, это она собаку держит или крысу? — со смехом спросил он, пока Брилл смотрела в бинокль.
— Определенно крысу…
Весело хлопнув себя по колену, Коннер открыл было рот, чтобы добавить что-то еще, когда огни в зале начали гаснуть. Умолкнув, он вновь уселся в кресло, и ограничился тем, что подмигнул Брилл. Тоже перенеся внимание на сцену, та сложила руки на коленях; в ее крови затрепетало предвкушение. Приготовившись потеряться в предстоящей пьесе, Брилл вздрогнула, когда отчетливо уловила странную волну жара, омывшую ее кожу. Подняв руку, чтобы обмахнуть порозовевшее лицо, она ощутила, как сердце пропустило удар. Дивясь этой необъяснимой реакции, она нарочно с еще большим вниманием уставилась на поющих на сцене людей. «Боже милосердный… чувствую себя нервничающей школьницей. Кажется, я даже покраснела… и тоже без всякой причины!»
Покачав головой на собственную глупость, Брилл сосредоточилась на опере, не желая упустить какую-нибудь деталь сюжета. Прошло немного времени, и она забыла о своих странных ощущениях, поглощенная разворачивающимся на сцене действием. Музыка была дерзкой, почти сладострастной, заманивая
Ошеломленная тем, насколько глубоко ее взволновали ноты, Брилл мягко улыбнулась. «Наверное, я слишком долго сторонилась музыки… раз моя первая после Парижа опера вызывает такую реакцию… но эти мелодии почти напоминают мне то, что обычно писал Эрик». На самом деле, вся опера целиком начинала все сильнее и сильнее напоминать ей об Эрике. Местом действия была Ирландия, что необычно, а основной сюжет крутился вокруг молодой женщины, которая потерялась в темном лесу. Когда женщина споткнулась о лежащего ничком раненого мужчину, Брилл окоченела в кресле. Потянувшись, она вцепилась в перила перед собой. «Я воображаю эту связь… никто не знает нашу историю, кроме членов семьи… и Эрика… Эрик мертв. Это невозможно!»
Она почувствовала, как Коннер повернул голову вбок, чтобы посмотреть на нее, но была не в силах оторвать взгляд от сцены. Шли минуты, и героиня помогла таинственному мужчине — только чтобы обнаружить, что он скрывает мрачный секрет: с заходом солнца он превращается в ужасающее чудовище. После ряда злоключений и моментов прозрения мужчина и молодая женщина влюбились друг в друга, постепенно одолев черную магию, сделавшую первого узником в собственном теле.
Стиснув перила до побелевших костяшек, Брилл поняла, что ее сердце практически остановилось. «Эта пьеса… кто написал эту пьесу?» Будто в трансе, она медленно встала, театральный бинокль соскользнул с ее колен и со стуком упал на пол. Она отстраненно ощутила на своей руке прикосновение ладони Коннера, но проигнорировала этот обеспокоенный жест. Тепло, которое она чувствовала раньше, разрослось, согревая все холодные, темные закоулки ее души. «Эта опера… они говорили, что ее сочинил новый композитор».
С полузадушенным вскриком оторвав взгляд от сцены, Брилл повернулась и поспешила прочь из ложи. Не зная, куда направляется и даже что бежит вперед, она слетела по лестнице на первый этаж. Глубоко внутри нее еще сильнее натянулась подобно струне могучая волна напряженного предвкушения, толкая ее дальше, заставляя ее отважиться на надежду на нечто невозможное, нечто чудесное. Слыша, как кричит спускающийся следом Коннер, Брилл подхватила юбки и бросилась в боковой коридор. Следуя ощущениям, что ревели в ее теле, она проталкивалась в закулисье, чувствуя, как с каждым шагом растет нетерпение. Она приближалась.
Лихорадочно разглядывая каждое лицо вокруг себя, она с уверенной легкостью прокладывала себе дорогу мимо членов труппы.
— Брилл, да что же ты творишь! — крикнул позади нее Коннер.
С неослабевающей целеустремленностью игнорируя брата, Брилл завернула за огромную декорацию, выбравшись на более открытое место. Чуть задыхаясь от своей безумной пробежки, она тут же вскинула глаза на небольшую группу людей, стоявших примерно в двадцати футах от нее. Среди них находился высокий широкоплечий темноволосый мужчина, рассматривавший стопку партитур, которую держал в руках. Рассеянно следуя за музыкой, мужчина, по-видимому, был более заинтересован в том, чтобы при каждой смене декораций украдкой бросать взгляды на зрителей.