Незримый гений
Шрифт:
— Я не грублю!
— Грубите. Так что, пожалуйста, объясните мне, какие у вас претензии в этот раз.
— Мне нечего сказать… — начал Эрик. Когда они дошли до двери в библиотеку, легкое прикосновение ладони к руке остановило его шаг.
— Как же так, мы просто забудем об этом? — тихо спросила Брилл, и ее рука чуть сжалась на его рукаве.
Эрик повернулся, сурово сжав губы. От мчащегося по венам потока эмоций его глаза пылали во тьме пронзительным светом. Брилл посмотрела на выражение его лица — и отпустила его руку.
— Если вам так необходимо знать, сегодня мне просто не понравилась неожиданная компания.
— Эндрю расстроил
Эрик фыркнул, изогнув уголок рта в усмешке.
— Что ж, вы собираетесь поступить так, как приказал лорд Эндрю? Он ведь распоряжается в этом доме? Мне следует уйти завтра утром?
Несколько секунд Брилл молча смотрела на него широко раскрытыми глазами, потом медленно выпрямилась во весь рост.
— Никто не распоряжается в этом доме… никто, кроме меня! — Она надвинулась на Эрика, гневно размахивая руками. — Месье, как вы смеете предполагать, что я могу прогнать своего друга!
— О, так, значит, я ваш друг! — прошипел тот, внезапно разозленный проползшим по позвоночнику страхом. Осознание, что все, ставшее ему дорогим, могут снова вырвать из рук, ужасало. Он не хотел потерять это, не хотел больше быть один. Но не знал, каким образом остаться здесь.
— Конечно друг, болван! — выдавила Брилл, толкнув Эрика в грудь, — гнев пропал из ее голоса — и сделала шаг вперед. Внезапно она смущенно опустила глаза. — Вы самый лучший друг, который у меня когда-либо был.
Не желая избавляться от защитного щита своего гнева, Эрик слегка наклонился вперед и прошипел:
— Какая, должно быть, у вас была грустная жизнь, если вы готовы признать меня лучшим другом.
Стоило только этим словам сорваться с губ, как Эрик тут же пожалел об этом. Но гордость не позволяла извиниться перед Брилл, не тогда, когда в ее власти было растоптать его счастье.
От его слов глаза Брилл расширились, затем она опустила голову, чтобы скрыть столь ясно читавшиеся на лице раненые чувства. Она молчала, но ее дыхание было хриплым. Эрик видел, как ее лицо заливает краска, как ее руки сжимаются в кулаки. Наконец Брилл в бешенстве подняла голову, молниеносно размахнулась и залепила ему пощечину. По левой щеке.
Эрик был настолько потрясен, что мог только смотреть, как она отводит руку для новой оплеухи. Но прежде чем Брилл смогла ударить его снова, он шагнул вперед и вцепился ей в руки. Та принялась вырываться с переходящим в рыдание рычанием. Она дергала и крутила свои руки, пытаясь освободиться. В процессе борьбы они влетели в стол, заставив подпрыгнуть стоявшие на нем безделушки. Больно ударившись бедром о край стола, Эрик рванулся вперед, зажав запястья Брилл в своих кулаках и прижимая ее локти к ее же талии.
— Как ты смеешь, сукин ты сын! Я не могу больше этого выносить! Я просто больше не могу справляться со всем одна! — Руки Брилл обвисли в его хватке, тело устало обмякло. — Я не могу сражаться со всеми. Я слишком устала, чтобы бороться.
— Ты никогда не устанешь слишком сильно, чтобы перестать бороться.
— Эрик, ты знаешь, я никогда не прогоню тебя, пока ты сам хочешь остаться.
Да, часть его знала это, но было приятно слышать эти слова от Брилл. Он вздохнул и отпустил ее руки. Вдруг их близость стала весьма, весьма очевидной. Эрик мог разглядеть каждую серебристую ресничку, бросающую тень на веки Брилл, мог ощутить на шее каждый ее выдох.
— Да, я знаю. Простите. Правда, — наконец ответил он, и свинцовый холод его страха растаял. Эрик поднял
Когда Эрик отошел, Брилл залилась румянцем. Забавно, казалось, будто она едва ли не в трансе. У Эрика возникло побуждение поцеловать ее полуоткрытые губы, и он отодвинулся еще дальше.
— Вы выглядите уставшей. Вам нужно немного отдохнуть, — тихо заметил он, надеясь, что голос не выдаст проносящиеся в его голове мысли. Когда Брилл просто кивнула в ответ, он не решился оставить ее. Тень одиночества и потерянности вновь омрачила ее лицо.
— Теперь вам нет нужды делать все самой. Я ведь здесь, — сам испугавшись вырвавшихся слов, Эрик кашлянул.
Но сожаление об этой открытости покинуло его, когда лицо Брилл вновь озарилось улыбкой.
Она оттолкнулась от стены и выпрямилась.
— Да, я знаю.
========== Глава 20: Кровь и цветы ==========
Брилл подскочила в кровати, вся в липком поту, дрожа так сильно, что стук ее зубов разносился по комнате. Несмотря на одеяла, укрывающие ноги в несколько слоев, ее знобило, можно сказать, даже вымораживало. Брилл знала, что в комнате тепло, но кожа все равно казалась натянутой, как барабан, и покрылась мурашками. Страх бился у Брилл в горле, сдавливая и выбивая воздух из легких. Она не могла дышать, не могла пошевелиться, парализованная этим страхом. Крепко стиснув зубы, она отчаянно старалась заглушить трепещущий в горле крик. Проникающий через окно спальни неверный свет зимнего солнца ничуть не помогал утихомирить бешеный стук ужаснувшегося сердца или отогнать ползущий вверх по позвоночнику холод.
Когда паника пошла на убыль, Брилл почувствовала, как в висках заколотились первые молоточки мигрени.
Минула неделя со дня рождения Арии. Каждый однообразный день протекал обыденно, даже скучно. Единственные исключения из этого правила происходили всякий раз, когда в дверь звонил Эндрю. Его визиты всегда были далеки от обыденности. В каждый из прошедших семи дней он не забывал прислать ей какой-нибудь подарок: последним подношением стал благоухающий букет оранжерейных цветов.
Брилл начала страшиться стука дверного молотка, возвещавшего о приходе посыльного — каждый подарок всегда предвещал прибытие его отправителя часом позже. Ария отказывалась покидать свою комнату, так же как Эрик отказывался выходить из библиотеки. У Брилл ум за разум заходил, когда она пыталась усмирить дочь и одновременно справиться с непредсказуемыми капризами Эрика.
Несмотря на относительную нормальность дневных часов в течение последней недели, ночи были совсем другой историей. Каждое утро Брилл просыпалась в ужасе от какого-то неизвестного кошмара. Она резко вскакивала, вся в липком поту, с сердцем, старающимся пробить грудную клетку. На самом деле было странно, что она не могла вспомнить, что ей снилось. Брилл думала, что должна была бы запомнить нечто столь пугающее. Но, очевидно, это был не тот случай.
Свесив ноги с края кровати, Брилл на мгновение понадеялась, что тревожащий ее сон может быть последствием перебранки, устроенной Эриком и ею в ночь праздника. Она и забыла, как это может ранить: его грубые слова выбили почву у нее из-под ног. Конечно, Брилл знала, что причина ее срыва заключалась не в словах Эрика. Дело было большей частью в ее собственном эмоциональном состоянии на тот момент.