Ни шагу назад!
Шрифт:
Его крупная голова едва приподнималась над землей. Нос под потёртой каской был удивительно широким, как у боксёра. Он ещё не видел внезапно выросшего сбоку противника.
- В кого он целится?
С удивительным спокойствием гитлеровец поднял свою штурмовую винтовку и принялся целиться в кого-то за спиной у нападавшего. Внезапно тот понял, что враг целится в Лисинчука, который беспечно стоял во весь рост и стрелял с бедра по убегавшим немцам.
- Пашке капец настаёт. – Мгновенно сориентировался Михаил и скомандовал
– Прыгай, может, успеешь спасти!
Одним прыжком он оказался возле медлившего пехотинца, тот в испуге отшатнулся. От резкого движения его защитная каска сдвинулась в сторону, и Кошевой увидел лицо баварского бюргера, который смотрел изумлённо, с неподдельным ужасом. Удивительно, но Михаил за секунду даже успел лихорадочно подумать:
- Осторожнее с этим штыком... куда угодно, но только не в лицо... верхняя пуговица его формы, прямо под адамовым яблоком... вот куда!
Кошевой вскоре перестал думать совершенно. Всё, что видел лейтенант, была эта проклятая пуговица, в которую он ударил изо всех сил, прямо по ткани коричневого цвета.
- На!
Штык неожиданно легко вонзился в податливую плоть, и по инерции фашист завалился спиной глубоко в окоп. Кошевой не удержал карабин и упал вслед за ним, опустившись прямо сверху. Ходой немец корчился под Михаилом, будто хотел освободиться от непосильного груза смерти. Он делал руками слабые попытки отбиться, потом схватился за кожаный поясной ремень и безвольно повис на нём.
- Неужели я просто убил его ударом штыка! – удивился старший лейтенант.
– Так просто, раз и нет человека.
Русая голова врага медленно склонялась всё ниже и ниже. Помятая каска постепенно соскальзывала вперёд, пока не закрыла залитое кровью лицо, и слабый предсмертный хрип вырвался из его узкой груди.
- Убивать своими руками совсем не то, что просто стрелять по людям. – Рассеянно рассуждал взводный.
– Этот чёртов немец мне точно будет в кошмарах сниться…
Некоторое время он чувствовал себя так, будто из него выкачали весь воздух, в голове не возникало ни единой мысли. Затем он с отвращением выдернул штык, по которому стекала дымящаяся кровь, и выбрался из обвалившегося окопа, шагая, как лунатик, подальше от тёплого мертвеца.
- Где же наши?
Когда Михаил, наконец, увидел знакомые лица своих подчинённых, то постепенно успокоился, и его сердце перестало колотиться как бешеное. Он воткнул штык в мягкую землю, чтобы очистить его от липкой крови и нарочито твёрдо спросил:
- Потерь много?
- Сейчас посчитаю, – ответил сержант Лисинчук.
– Ну, мы им всё же дали…
- Да и они ответили, будь здоров!
Когда первое сопротивление противника было сломлено, продвижение частей Красной Армии значительно ускорилось. Солнце палило нещадно, словно осуждая бесчисленные убийства.
- Неужели дойдём до Харькова?
Потрёпанный батальон форсированным маршем двигался в сторону четвёртого
- Почему вы сняли кители? – сурово спросил ротный своего командира разведчиков.
- Так ведь жарко, товарищ старший лейтенант! – Весело откликнулся Лисинчук.
– Немец прёт на Запад, мы идём за ним.
- Смотрите, как бы не повернули…
Жаркий воздух гулял по сухой степи, и повсюду распространялся запах крови, перемешанный с резким запахом взрывчатки, от которого сильно тошнило. Поздним вечером с правого фланга фашисты вдруг открыли пулемётный огонь и продвижение остановилось.
- Ох!
Внезапно Сергей Крымов, шедший в шеренге крайним, пискляво вскрикнув, и упал вперёд лицом. Мгновенно Лисинчук оказался возле него, но Сергей, шатаясь, встал на ноги.
- Зацепило, - озабоченно спросил Павел.
– Ранен?
- Видать сегодня мне не суждено умереть! – Ответил Крымов.
– Хотя смерть буквально в глаза смотрела.
Его лицо побелело как бумага. Пуля только слегка коснулась его, но прошла слишком близко, чтобы остаться спокойным. Немецкий пулемёт молчал несколько минут, затем застрочил вновь, но пули, казалось, летели отовсюду.
- Неизвестность может свести с ума любого.
На мгновение Кошевой подумал, что это придурки из третьего взвода стреляют по противнику с кратчайшего расстояния прямо через позиции своих товарищей.
- Нет, это снова проклятый пулемётчик, – заметил наблюдательный Павел.
– Он опять сменил позицию.
- Так накройте его, чего ждёте?
Темнота, наконец, положила конец дальнейшим военным действиям. Кошевой передал по цепи долгожданную команду:
- Окапываться!
Стрельба окончательно захлебнулась и стихла. Солдаты принялись лихорадочно копать неподатливую землю и устраиваться на ночлег.
Двое незнакомых бойцов, низко пригибаясь, пробирались в тыл с раненым завёрнутым в плащ-палатку. Невидимый человек внутри лежал безвольным мешком. Под ним темнело обширное пятно, из которого что-то медленно капало, как вода из давшего течь крана.
- Кто это?
– спросил Кошевой, и устало потёр глаза.
– Из нашей роты?
- Крымов Серёжка. – Ответил разведчик, заглянув вовнутрь. – Проникающее ранение в живот…
Из плащ-палатки доносился слабый, почти детский, плач. У Михаила всё сжалось внутри. Он часто слышал стоны умирающих, но никто не плакал так по-детски жалко. Этот плач был таким бесконечно беспомощным, что он с силой хлопнул ладонями по своим ушам, чтобы раздражающий звук пропал.
- Крымова жалко! Таки догнала его пуля… – Лисинчук закурил самокрутку.
– А всего несколько месяцев назад Сергей спокойно жил дома с родителями.