Ни слова правды
Шрифт:
– Негоже путнику вопросы сразу задавать, напои, накорми, потом спрашивай! – отозвался я, припомнив сказки.
«Кепочка» довольно крякнул, кивнул «турку». Тот поднялся, вышел за пределы видимости, раздался щелчок. Недалеко от костра стояла машина «Скорой помощи», старый раздолбанный «рафик». Когда «турок» открыл дверь, в салоне загорелся тусклый электрический свет. Черт порылся в салоне, вернулся с несколькими пакетами. «Немец» и «бандит» кинулись ему помогать, довольно ухмыляясь. Появилась бутылка водки, стальные стаканчики, сало и соленые огурцы, черный хлеб, китайский термос. Снедь разложили на чистой белой тряпице. «Бандит» разлил водку, раздал всем, начиная с меня, уселся на место, выжидающе посмотрел на «кепочку».
– Давай: за судьбу и силу, не чокаясь, – провозгласил «кепочка».
– За силу судьбы! – отозвались черти.
Мы
– Это правильно, после первой не закусывают, – с одобрением произнес «кепочка». – Теперь надо познакомиться. Меня зовут Жбан.
– Колямба, – представился «бандит».
– Фриц, – с легким поклоном сказал «немец».
– Угур, – назвался «турок».
– Василий, – представился, в свою очередь, и я.
– Теперь за знакомство, – скомандовал Жбан.
Чокнулись, выпили, я закусил огурцом и черным хлебом, потянулся было за салом, но в последний момент остановился: мало ли из кого оно. Жбан заметил мои колебания, ухмыльнулся и сказал:
– Да ты не сомневайся, Василий, из людей сало желтое и невкусное, прослоек нет – кабанчик это. Угур, наливай по третьей да перетрем.
Выпили по третьей. Жбан довольно крякнул, налил прямо в стакан из-под водки темной дымящейся жидкости из термоса, довольно жмурясь, отхлебнул. Все, кроме Фрица, последовали его примеру. «Немец» закурил. Черти молча ждали, явно наслаждаясь происходящим.
– Хочу забрать, то, что вы охраняете, – с ходу взял я быка за рога, чего время терять.
Черти загоготали. Эхо завторило их противному реготу, и мне захотелось запихать каждому из них горящую головню прямо в их оскаленные пасти. Видимо, мое намерение ясно читалось на моем лице, так как Жбан, отсмеявшись и смахнув с глаз слезы, примирительно сказал:
– Да ты не горячись, воин, смеемся мы не над тобой, а над ситуацией. Весело нам оттого, что скотина ушастая – Дигон – всех перехитрила: и тебя, и нас, и твоего дружка…
– Кого-кого? – не понял я.
Черти снова заржали. Жбан сквозь смех ответил:
– Ну этого, половинчатого, там валялся недалече. Мы ему жути нагнали, его и скрутило. Щас восвояси убрался, в озере своем ластой загребать – граха-ха-ха, кхе-дре.
Жбан захлебнулся смехом и согнулся пополам. Угур и Колямба валялись по земле, держась руками за живот, Фриц сдержанно хмыкал в кулак. Жбан, отдуваясь, продолжил:
– Да ты, поди, не знаешь, оно, конечно, кто ж тебе расскажет. Ух, уморили, клоуны. Фомор-то в битве с Данаан ногу потерял. А у него, как известно, она одна. Вот он в глухомань-то и забрался, от своих и от чужих – от всех. Пришлось учиться на оставшейся нижней конечности двигаться, вот он кожаный хвост-то и придумал, чтоб не видно было, чем он там гребет. Хме-хе.
Внезапно посерьезнев, Жбан сурово глянул на остальных, черти заткнулись, сели вокруг костра. Помолчав с минуту, Жбан сказал:
– То дела не наши, а наши – кислые. Слушай сюда, Василий, да внимательно. Лет сто пятьдесят назад была у нас работа: не так что паши до пота, но и не для идиота. Таскали мы с твоего канона материал для горячих печей, наркоманов да алкоголиков всяких. Не то чтобы счастье оттого великое нам было, но в брюхе не бурчало, да и помучить кого было – а много ли нам надо-то. Раз приехали за одним весельчаком, кокаином тот разнюхался, трое суток ничего не жрал, только пил да пыль носом всасывал: одним словом, наш клиент. На четвертые сутки наблюдатели нас вызвали, щас, дескать, кони двинет, забирать надо. И точно, поначалу все по накатанной шло, человечек себя Бэтменом вообразил, одеяло на плечи накинул и с десятого этажа сиганул, думал, полетит. Ан нет, сам знаешь, летать, когда захочешь, только здесь можно. А там – как Изя Ньютон постановил: масса умножить на ускорение равно лепехе на асфальте. Но клиент, сука, грамотный попался. Когда мы его пеленать подошли, он нас увидел и мескалина припасенного глотнул, целую сотку успел выпить. С собой падла пластиковую бутылку с раствором в последний полет взял. Ну и сбежал прямо у нас из-под носа. Разделение как началось, так и дернул во все лопатки, не только в пространстве, но и во времени скакнул – только его и видели. Случай небывалый, в такой косяк упоролись – вовеки не отмыться. Тушенка-то за нами числится. Мы следом. Попали в тот канон, что и ты: эльфы-дрельфы, мрассу-драссу и прочее, да ты знаешь. А клиент как в воду, гнида, канул. Мы давай местных требушить: ближе всех к точке перехода – Колючий Шар. Дигона изъяли, помяли
– А что такое тугор? – спросил я, чтобы не утратить нить рассказа.
– То, что вы называете душой, – ответил Жбан, собрался было продолжать, я его перебил:
– Погоди-погоди! Вот и фомор так же говорит, а что такое душа на самом деле? И где она находится?
– Где-где, у Лейбница в монаде [87] !!! – неожиданно заорал Жбан.
Остальные черти вскочили на ноги, в руках у них появились зловещего вида инструменты, сверкающие хирургической остротой. Особенно жуткой мне показалась штука, которая была в руках у Фрица: это был сложный штопор с шипами, и он явно предназначался для извлечения глазных яблок из черепной коробки.
87
Жбан имеет в виду монаду Готфрида Вильгельма Лейбница, который считал, что монады – это живые духообразные единицы, из которых все состоит и кроме которых ничего в мире нет.
– Цыц, братва, спокойно, – сам успокаиваясь, проговорил Жбан, – пусть спрашивает, это я так, нервы, которых у меня нет, расшатались.
Черти снова уселись вокруг костра, по кругу пошел термос. Угур налил и мне, я с подозрением понюхал, но это был крепчайший, черный, как деготь, чай. Я отхлебнул горький и ароматный напиток, он унял дрожь в руках. Ведь они меня чуть врасплох не застали, ишь, расслабился. «Соберись, тряпка!» – сказал я самому себе, в случае чего посмотрим кто кого. Как только я об этом подумал, возле руки возник самурайский меч без ножен, острый и неотвратимый, как сама судьба. Теперь я совсем успокоился.
Жбан посмотрел на меня, на меч, хмыкнул и продолжил:
– Слушай, пришлый, ты не думай, что мы с тобой сделать ничего не можем. И очень даже, меч-то у тебя придуманный, а инструменты наши во всех мирах настоящие, – мечтательно сказал он, но тут же оборвал сам себя: – Тугор, Василий, это сплав сознания, верований, привычек – всего того, что вы называете личностью. Тока не спрашивай меня, что такое личность или, там, где душа находится и что она такое. Во-первых, мы так до сути никогда не доберемся, а во-вторых, ты сам рассуди, откуда нам знать. Мы с братьями всю свою жизнь, от выделения до сегодняшнего дня, тугоров таскали в пытошную, да иногда по кругам разводили. В твоем каноне только в России, Германии, Румынии да Турции были и там только с бухариками и наркошами общались, и то только тогда, когда они перекинуться изволили. И здесь нам не место, вышло так, объясняю же. Еще вопросы есть?
– Что такое разделение и как тогда душу продают, а в рай как же? – не смог удержаться я.
– Вот чудак ты, право слово! И вся порода ваша такая – любопытная. Ладно отвечу, но это все. Сведения сугубо для служебного пользования. Разделение – это когда тугор из тела выходит, если он по нашему ведомству, мы его забираем, чтоб при деле был, к живым не лез. А продать можно только то, что тебе принадлежит, стал быть, человек тугором и торгует. Только это нам без надобности. Мамона Энкиевич тугоры бы на корню скупил, если б захотел. Души другое, но это не нашего ума дело. Тугоры разные бывают, покрепче и похлипче, посветлее и потемнее, легче и тяжелее. У них и срок жизни разный. Некоторые по несколько сот лет в Белиаловой бане парятся, и хоть бы хны, а есть и десятка лет в Плавильне не выдерживают – пшик, и нету. А про рай, помысли, кого ты спрашиваешь… Четыре страны и вот этот канон раздолбанный – все, что я видел. Про рай у ангелов интересуйся! Теперь же слушай дальше и не перебивай. Дигон, когда про Навь наплел, свой резон имел, какой, тебе да кенту твоему с ежиками известно. А Дигону предсказано было еще триста лет назад, что леших за Акатуй загнать он сможет, только если монжу, проклятую, стырит. И про нас он знал, что придем, и про тугора. Все хорек предусмотрел. И место это, где мы сейчас, заранее подготовил. Тут выход подземного огня прямо в Навь. А самое главное, что мы ему обещание дали, если приведет нас к месту, где тугор чалится, мы его отпустим. Вот так и было, приехали мы сюда на бричке своей, а сволочь длинноухая тут же прошептал пару слов и испарился. И застряли мы здесь как кобель в заборе – ни туда, ни сюда.