Ни слова правды

Гарный Ульян

– Ваш друг сильный и умелый воин, но из-за своей телесной особенности совсем не способен к дипломатии. Фир Болг силен и хитер, у него огромный опыт, его не удавалось убить целым поколениям лесного народа. Здесь нужен иной подход. У него есть слабое место: он любит выпить, поговорить и очень азартен. Если есть среди вас человек не чуждый политике, надежда есть. Раньше фомор общался с нами, но, как вы понимаете, попытки его умертвить не особенно укрепили нашу дружбу. А главное для вас – он наверняка знает, как излечить вашего друга. А мы хотим знать, почему он перешел границу. Кто-то из вас должен пойти к нему.

– А чего тут выбирать, все пойдем, – подал голос Селезень.

– Фомор подпустит к озеру только

одного, отряд с собаками и на конях он уничтожит издалека. Должен идти один, пешком и без оружия, до границы его проводит лесная стража и будет ждать его два дня, больше нельзя, данкара дадим на один день.

– Вы и с Лехом так же? – сдерживая гнев, поинтересовался Трегуз.

– Не скрою – да, но он… вернулся через пару часов, – с запинкой ответил Тарнак.

– Мы хотим видеть Леха, – не терпящим возражений тоном, потребовал я.

– Вы увидите его в свое время, – отрешенно произнес Тарнак и, глядя на меня, спросил: – Ты старший среди них, так?

Я, глядя ему прямо в глаза, ответил:

– Да, и пойду я сам.

– Значит, тебе надо отдохнуть, завтра тяжелый день для всех. Наслаждайтесь нашим гостеприимством, я думаю, вам нужно многое обсудить, и мы оставляем вас, – сказал Тарнак и вышел, следом потянулись остальные эльфы.

Как только эльфы вышли, Трегуз вскочил и наконец смог выговориться, если бы его речь предавали по телевизору, то она бы свелась к следующему:

– Бип, длинноухие, бип, бииип, бибибиииппп, гостеприимство. Бииииип, бииииииип, Тарнак, биип Дубаса отведать, бииипбиип. – И в таком же духе Трегуз разорялся минут пятнадцать-двадцать. Когда обойма биипов кончилась, он присел отдышаться. Воспользовавшись паузой, я перешел к делу:

– Совершенно согласен с предыдущим докладчиком, но пойти на условия эльфов все-таки придется. Я пойду и пообщаюсь с фомором, оружия мне по росту у нас все равно нет, ты, Трегуз, только не обижайся, горячий слишком, Селезень – молчун. По всему выходит – мне идти.

– Ты, Василий, спору нет, богатырь, каких мало, и умом известен, но ты сейчас обычный человек, и сила у тебя не та, тоже без обид, – ответил Трегуз, – а фомор – великан, в случае чего, прихлопнет тебя как муху.

– Это ты верно подметил, только Лех ловчее всех нас, вместе взятых, и в битвах не новичок, а после встречи с Фиром Болгом при смерти лежит. Здесь разговор все решит, так что не о чем здесь рядиться – сделаем, как я сказал.

Трегуз было рот открыл, но Селезень ему руку на плечо положил, помотал головой, не надо, мол. Помолчали, эльфийской еды еще погрызли, в сон стало клонить. На улице завечерело, на Колючий Шар опустились сумерки. Из отдушины наверху сферы стали слетаться светлячки и усаживаться на внутреннюю часть купола сплошным ковром, распространяя вокруг мягкий мерцающий свет. Завороженный этой прекрасной картиной, я уснул.

За окном, а точнее – за отдушиной, было еще темно, когда нас разбудили эльфы, принесли данкара и жареную речную рыбу. После недолгих сборов мы вышли из Колючего Шара, Трегуз и Селезень попрощались, и Тарнак лично проводил меня к краю деревни. На тропе, ведущей на восток, меня никто не ждал, Тарнак отдал мне флягу с данкаром и пояснил:

– Лесных стражей ты не увидишь, но они с тобой, до границы тебе нечего бояться, иди по тропе. Зараженный лес ты увидишь сразу. Да поможет тебе Дану и тот, в кого ты веришь.

Взяв флягу, я размеренно зашагал на восток, навстречу утренней заре. На яркой листве затрепетали утренние лучи, стало заметно теплее. Невидимое солнце дало о себе знать яркими бликами на капельках росы, иногда врываясь в прорехи между листьями снопами слепящего света.

Так, наслаждаясь утренним лесом, вдыхая запахи трав и цветов, я протопал добрых два часа. Стражу я так и не заметил, хотя незримое присутствие ощущал. Такое ощущение возникает, если

кто-то смотрит в затылок, но стоит обернуться – никого нет. Иногда замолкали птицы, но ни шороха, ни шагов, ни треснувшей под ногой ветки я не услышал.

Глава 16

Фомор, лешие и другие звери

Границу между владениями эльфов и фомора я увидел сразу. Ярко-зеленая трава с мелкими цветами уступила место темно-зеленому разнотравью и высоким кустарникам. Появились лиственницы и ели, кедры и сосны, боярышник и лещина уступили место багульнику, жимолости и красной смородине. Если лес эльфов напоминал ухоженный парк, то вставшая на моем пути высокой стеной тайга завораживала первозданной дикостью и манила своими тайнами. Тропа закончилась, пришлось пробираться через упавшие стволы, покрытые мхом и лишайниками, налетела мошкара. Гнус вгрызся в меня не на шутку, заставляя чесаться и с тоской вспоминать о репеллентах своего мира. Но вспомнил о народных средствах, нарвал одуванчиков и натерся соком, зуд притих, да и кровососущие стали пореже жалить. Окружающий меня смешанный лес был на вид вполне здоровым, никакой гнили или скукоженных черных деревьев мне не попадалось. А вот зверья и птиц здесь было гораздо больше, по своим делам спешили барсуки и белки, в верхушках промелькнула куница, с молодой кедровой шишкой мимо меня проскакал бурундук. Слышно было лесных барабанщиков – дятлов, огнем в кустах вспыхнула и пропала лисица, серой тенью проскочил волк. Жизнь в «испорченном лесу» кипела, не встретить бы косолапого хозяина, хотя летом он незлой – сытый. Продираясь через заросли, набрел на целую полянку земляники, не удержался – набил ароматными ягодами полный рот. Потом набрел на заросли красной смородины, с удовольствием почувствовал сводящий скулы вкус, не зря ее кислицей называют. Так от смородины – к дикой малине, но возле малинника нашел здоровую дымящуюся кучу, задерживаться не стал. Вспомни мохнатого, он и появится. Встреча с мужиком в шубе не входила в мои планы, и я заспешил дальше. Поднялся на горку и увидел огромное озеро синего цвета. Берега заросли ракитой и тальником, на мелководье качались камыши еще без сигар. Подошел поближе, увидел, как играет рыба, из воды вскинулась в отчаянном рывке стайка мальков, будто в воду кто-то бросил горсть мелких камешков: окунь гоняет мелочь. Эх, сюда бы спиннинг. Но про рыбалку я сразу забыл, увидев, как над водой мелькнул огромный змеевидный хвост и еще раз, уже ближе. Мать честная, а ведь фомор просто громадина.

Он поднялся из воды во всем своем ужасном великолепии. Сверкая единственным глазом, протянув ко мне чудовищную руку – ладонь величиной с рыбацкий баркас! – Фир Болг закинул назад голову и разразился леденящим душу визгом. Лес умолк, рыба перестала плескаться. Мне показалось, что я смогу его понять, если перейду на ускоренное восприятие, но сколько ни пробовал, использовать этот свой навык мне не удалось.

Неожиданно фомор сказал по-русски:

– Чужая магия не работает в моем лесу, добрый молодец! Здравствуй, если пришел с миром, или умри, если замыслил недоброе!

– Приветствую тебя, хозяин озера, – вежливо ответил я, разглядывая чудовище. Фомор выглядел так, будто великана разрезали напополам. Росту в нем было метров пятнадцать, не меньше, над глазом загибался за спину гигантский рог, с правой стороны бугрилась мышцами единственная рука, над плечом висело ухо, любой слон позавидует. С другой стороны симметрия отсутствовала: ни руки, ни рога, ни глаза, ни уха – только бледное тело. Белый торс фомора переходил в черный хвост, который, извиваясь, исчезал в воде. На груди, руке, даже на лице виднелись следы былых сражений – шрамы бледно-голубого цвета, их было столько, что местами они сливались в причудливый рисунок. Когда фомор говорил, половина его синего рта неприятно кривилась в презрительной гримасе.