Ничего интересного
Шрифт:
— Они загорелись, — проговорила Мэдисон.
— Прости меня, — сказал Джаспер. — Не знаю, на что я рассчитывал.
— Сэр? — повторил Карл, ожидая команды и потряхивая ключами от микроавтобуса.
Я чувствовала себя единственным разумным человеком, и, заметьте, в тот миг я в одном нижнем белье прижимала к груди укараденное у спящей старушки дымящееся муу-муу.
— Нечестно так с ними поступать, — вмешалась я. — Вы должны дать им шанс. Я могу им помочь, ясно? Я что-нибудь придумаю. Ничего
— Лилиан, прошу тебя, — сказал Карл.
— Нет, она права, — наконец опомнилась Мэдисон. — Джаспер, она права. Мы должны дать им время привыкнуть, освоиться.
— Я не хочу, чтобы что-то случилось с тобой или с Тимоти, — произнес сенатор, а потом, как будто только что вспомнив о близнецах в машине, добавил: — Или с детьми!
— Но вы же уже подготовили им барак — твою ж мать, извиняюсь, в смысле, гостевой дом. Так ведь? Вы уже выделили им место. Я могу помочь.
— Сэр, у нее нет никакой подготовки…
— Я умею делать искусственное дыхание, Карл, ясно? И вообще оказывать первую помощь.
— Они останутся здесь, — наконец сказал Джаспер. — Они остаются. Это мои дети. Мой сын и моя дочь.
— Конечно, — прошептала Мэдисон, потирая ему спину. Джаспер весь вспотел — никакого толку от льняного костюма. — Семейные ценности. Ответственность. Лучшее будущее для наших детей.
Она говорила так, как будто читала с транспарантов, установленных вдоль дороги. Или сочиняла слоганы для выборов.
— Они остаются, Карл, — решительно повторил Джаспер. В этот момент, выпрямившись, он выглядел очень по-сенаторски. Не совсем по-президентски, но вполне по вице-президентски.
— Да, сэр, — ответил Карл очень спокойно, направился к машине и распахнул двери.
Я подбежала, чуть ли не отпихнув его. Дети сидели внутри, и глаза у них закрывались, как будто близнецы напились.
— Опять мы испортили тебе одежду, — пробормотал Роланд. Он не сводил глаз с моего тела, но все было так странно, что у меня не осталось сил об этом переживать.
— Плевать. Мне вообще плевать, — ответила я.
— Мы тебя слышали, — сказала Бесси. — Мы всех слышали.
— Ага. — Я уже не очень помнила, что именно мы говорили.
— Мы остаемся? — спросила Бесси, и мне показалось, что она очень хочет услышать «да».
— Да, — ответила я.
— А ты остаешься с нами, да? — не унималась она.
— Да. Остаюсь, — пообещала я.
— Так… мы дома? — спросил Роланд чертовски потерянно. Дети смотрели на меня большими глазами.
— Мы дома, — сказала я.
Я знала, что это не мой дом. И не их дом. Но мы украдем его. У нас целое лето впереди, чтобы сделать этот дом нашим. Кто нас остановит? Господи, с нами был огонь.
Войдя в дом, Роланд сказал:
— Похоже на телик.
Я переспросила:
— В смысле, как в телевизоре? Как в детской передаче?
— У нас не было телевизора, — ответила Бесси. — Мама не разрешала нам его смотреть.
— Но теперь можно? — спросил Роланд, как будто это только что пришло ему в голову.
— О да, — кивнула я.
Я планировала долго торчать с детьми перед телевизором — по крайней мере, пока не встретила их. Сейчас я подумала, что, если Багз Банни стукнет Даффи Дака молотком, Бесси с Роландом тут же вспыхнут.
— Конечно, не сколько угодно, — поспешила добавить я. — Не целыми днями.
Дети не торопились заходить внутрь. Дверь была открыта, но они, как вампиры, ждали особого приглашения. А может, дом выглядел таким чистым, ярким, нетронутым, что ребята боялись уничтожить его тем, что пряталось у них внутри.
— Вас что-то тревожит? — спросила я.
— Нет, — раздраженно ответила Бесси. — Мы просто думаем.
— О чем?
О матери, решила я. Или об отце.
— Не твое дело, — отрезала девочка. Значит, о матери.
Мне хотелось узнать о Джейн побольше от тех, кого она растила, а не из расплывчатых рассказов Мэдисон. Но вместе с тем не хотелось вообще ничего узнавать, потому что тогда я буду сравнивать себя с ней каждый раз, стоит детям спалить простыни.
Наконец близнецы перешагнули порог.
— Ух ты, — восхитился Роланд, пружиня на полу. — Вот это круто!
— Скажи? — улыбнулась я, чувствуя, как мои ноги медленно погружаются в мягкий материал.
— Бесси, смотри, хлопья! — воскликнул мальчик, указывая на пирамиду разнообразных коробок сладких хлопьев и шариков, и я понимала его восхищение — в моем детстве были только хлопья самой дешевой марки, в огромных прозрачных пакетах, на двадцать процентов состоящих из раскрошенной кукурузы или даже муки.
Но его сестра уже подошла к высокому книжному шкафу, заставленному полным собранием книг про Нэнси Дрю и братьев Харди, томами Джуди Блум, Марка Твена и разных сказок.
— Это для нас? — спросила она.
— Ага. Могу вам почитать, что захотите.
— Мы и сами умеем, — сказала Бесси, покраснев от мысли, что я приняла их за неграмотных. — Мы постоянно читаем.
— Да, только и делаем, что читаем, — добавил Роланд. — Но у деды с бабулей не было детских книг. Скука смертная!
— А какие были?
— Про Вторую мировую, — начала перечислять Бесси. — Две книги про Гитлера. Нет, четыре про Гитлера. И еще про нацистов. И про Сталина. Про Паттона. Всякое такое.