Ничего, кроме настоящего
Шрифт:
Ты слилась с интерьером, осмыслив вечную сущность вещей,
Ты делишь пространство на "до" и "после" себя – этот пагубный плен,
Ритуальные пляски теней на твоих ладонях –
Время незваных гостей.
Почему-то для меня петь вот так легче, чем говорить то, что нужно. Мне кажется, что так получается убедительней. Тебе тогда проще понять меня.
В невоспитанных сумерках – волшебство твоих ног,
Опьяневший от зависти солнечный луч на твоей груди,
Сбрось усталость с ресниц, и погляди -
На
Мы – дети своих причуд. Мы встречаемся в стенах этого большого города, приютившего наши тела, души, надежды и стремления, нашу тягу к прекрасному. Иногда мы делаем очень хорошо друг другу, иногда – очень плохо. Главное, чтобы эти "хорошо" и "плохо" не поменялись местами. Ведь часто радость и боль трудноразличимы. Почему так устроен мир? Потому что так устроен человек.
В переулках сомнений заблудилось знакомое "Я",
Обезумев от призрачно-ярких сонат потолка,
Смотри, не очнись, плывущая в грёзах постаревшего дня,
Я хочу уходить коридором лунного света, бесконечным, как взгляд старика.
В сущности, мы с тобой так мало знаем друг друга. Ведь знакомство не измеряется количеством проведённого вместе времени. Оно измеряется количеством путей, пройденных друг в друге, количеством открытых дверей, количеством пережитых разочарований и обнаруженных тайн и загадок. Иногда на то, чтобы пройти всё это, не хватает жизни. Может быть, в этом секрет любви?
Силуэты покоя в потемневших зрачках,
Безобразные страхи не ранят присутствием сны,
Возьми чёрный уголь – подарок ушедшей войны,
Напиши своё имя на открытых дверях.
Я откладываю гитару в сторону.
– Всё, что я хотел сказать, ты услышала.
Ты подходишь ко мне и рассматриваешь меня с интересом. Как будто в первый раз видишь меня.
– На каждой открытой двери мы пишем свои имена? Так?
– Приблизительно.
– Интересно, сколько их у нас?
Я зажмуриваю глаза и начинаю загибать пальцы:
– Айн, цвайн, драйн…
Ты хохочешь и взъерошиваешь мою гриву. Я сопротивляюсь, и мы затеваем шутливую возню. Ты оседлала меня и плетёшь растаманские косички. Я начинаю петь рэггические напевы.
– Палыч сказал, что ты похож на Боба Марли в молодости.
– А Толстый спросил "кто такая баба Марля?"
Мы смеёмся над необразованностью Толстого. Нам весело и хорошо вдвоём. Мы дурачимся и веселимся. Мы вновь украли друг друга у других людей, и теперь, счастливые воры, наслаждаемся радостью от удачно проделанной операции. Мы – счастливые воры. Мы – чертовски счастливые воры. Мы крались на цыпочках по лезвию одиночества и встретились на полдороге. И теперь мы танцуем на каждой минутке, окрашенной в наши цвета.
В комнату потихоньку приходят сумерки. Тебе пора домой. Ты долго одеваешься, скрывая одеждой тело, которое только что билось в моих объятиях. Я слежу за каждым твоим движением, впитывая их в себя, как губка влагу. Я буду жить ими те часы, когда тебя не будет
Сабантуй полыхал в полный рост! Гудёж стоял такой, что соседям впору было эвакуироваться. Крах дома Косточек! Батькович отмечал отъезд "предков" "на юга"! Всё правильно – они поймают бархатный сезон, а сынуля абсолютно не собирается скиснуть в тоске и одиночестве. По этой простой причине квартира Косточек на один вечер превращена в "дом сюрпризов".
Представьте себе картинку следующего содержания. В гостинной прямо на полу постелена клеёнка, на которой расставлены жратва и выпивка. По большей части – джентльменские наборы, принесённые каждым из гостей. Батькович – содержатель притона, а гости – поставщики спиртного и закуски. В основном, на "столе" выставлена запечённая в духовке картошка, яблоки, хлеб, соль и пара ништячков.
Из выпивки – пиво, водка и вина всевозможных мастей и достоинств. Во всю мощь девяностоваттных динамиков Том Уэйтс хрипит свою
"Подземку". А пипл оттягивается вовсю.
На полу, аки древнеримские патриции, возлежали молодые люди различных степеней пушистости и патлатости и вкушали "хавчик" под
"соточку". В соседней комнате содрогались мебли и сервизы – там танцевали. Танцы отличались основательностью и презрением к таким мелочам, как разбитая посуда и поваленные предметы обстановки.
Младые девы, вертимые в мускулистых лапах кавалеров, визжали от избытка чувств, рискуя быть вышвырнутыми в окно не знающими меры в оттяге партнёрами.
Я бродил по квартире, понемножку выпивал, наблюдал за постепенно разрастающимся кавардаком и чувствовал себя вполне удовлетворительно. До меня донеслись ошмётки интересной темы, и я прислушался. Батькович с двумя сотоварищами затронул интересный вопросец. Я придвинулся поближе и стал внимать. Суть проблемы состояла в том, что юноши пытались предложить свою систему классификации человеческих типов, исходя из особенностей их характеров, умственных данных и прочих составляющих.
– Ну ладно, Батькович, это всё хорошо и интересно, но ты мне примеры приведи, – добивался человек, которого все звали Зяром, – ну, к примеру, классифицируй тех, кто сейчас находится в этой комнате.
– Силь ву пле, – Батькович обвёл глазами всех присутствующих, -
Паша относится к разряду "энергетиков". Причём, он – редкость, абсолютно чистый тип.
– Что это значит? – полюбопытствовал Зяр.
– А это значит, что он обладает ярко выраженной способностью добиваться своего. Он ставит перед собой задачу, и добивается её решения, чего бы это ему не стоило. У него есть все данные для того, чтобы преодолевать любые трудности – воля к успеху, целеустремлённость, работоспособность. Понимаешь?