Ничего личного
Шрифт:
– В гости поедем…
– Какие гости? Виталик, ты о чем вообще? Посмотри на меня…
Но Виталик только отмахнулся, суровым тоном сказал, чтобы я натягивал штаны с рубашкой, и, пообещав принести кофе, удалился, не закрывая за собой дверь. Я тяжело вздохнул и стал одеваться, слушая, как где-то на кухне под звон посуды и льющейся воды мой друг пререкается со своей бабкой.
Когда с одеванием было покончено, я посмотрел на себя в мутное и покрывшееся от старости пятнами зеркало и понял, что в помятом костюме похож на человека, накануне пополнившего ряды бездомных. Поэтому снял пиджак, чтобы он не делал меня
– Готов?
Я обернулся и снова увидел Виталика на пороге комнаты, только без обещанного кофе. Руки в карманах джинсов, во рту тлеющая сигарета, которую он не вынимал, даже задавая свой вопрос.
– Готов… А куда едем?
В этот момент Виталика отпихнула в сторону его бабушка. Маленькая, похожая на утепленную кучей байковых халатов и вязанной шерстяной безрукавкой тумбочку, с тугим пучком седых волос на голове и очках с толстенными линзами. Она прошаркала по полу своими стоптанными тапочками и поставила на столик маленькую чашку, источавшую аромат только что сваренного кофе.
– Спасибо, Тамара Филипповна…
– Та на здоровье! – ответила она и, взглянув на внука, покачала головой. – А надымил-то… Спасу от тебя нет, окаянный! Когда-нибудь спалишь нас к чертям собачьим, прости Господи… Что тебе, улицы мало?!
– Ой, бабуля, – скривился Виталик, и пепел с сигареты упал ему на рубашку, отчего он неистово замахал руками и стал хлопать себя ладонями по груди, пытаясь стряхнуть его на пол. – Иди уже… посмотри телевизор, что ли…
Тамара Филипповна только махнула рукой, чтобы разогнать дым, и, ворча что-то нечленораздельное себе под нос, пошла прочь, а поравнявшись с внуком, чуть повысила голос:
– Как тот порося! Тьфу!
– Я тоже тебя люблю, бабуля!
– Черт! – я прихлебнул кофе и обжег небо. – Горячий, зараза…
– Да оставь ты его… времени уже нет. Поехали! Я потом попрошу бабулю, она еще сварит…
Я тяжело вздохнул, сгреб с вешалки у двери свой короткий плащ и поплелся за Виталиком. По пути нащупал в кармане телефон. Увидел пропущенный вызовов от Кристины, но решил, что перезвоню чуть позже. И не потому, что боялся разноса (такого на моей памяти вообще ни разу не было, к тому же она знала про вчерашнюю встречу выпускников), а просто не хотелось, чтобы она слышала охрипший голос, который всегда предательски выдавал мое состояние.
За двором нас ждало такси. Мы плюхнулись на заднее сиденье, и Виталик назвал адрес, который меня сразу насторожил.
– Это пятиэтажка, что рядом с почтой? – спросил я. – Куда едем-то?
– К Юльке…
– Зачем?
– Славик попросил срочно подъехать…
– Какой Славик?
– Мамонтов…
Такой ответ окончательно поставил меня в тупик. Слава Мамонтов был тем самым нашим одноклассником, который сейчас работал следователем в районном УВД. На встречу выпускников вчера он так и не пришел, сообщив, что никак не может вырваться со службы, и тому, что сегодня он попросил Виталика срочно приехать к Юльке, я самостоятельно найти объяснения не мог.
– А что за срочность? Что-то случилось?
– Случилось… –
И я решил больше не приставать к нему с расспросами.
В машине меня стало укачивать. Хотелось при свете дня посмотреть на наш поселок, где прошли школьные годы. Но в итоге пришлось закрыть глаза, чтобы не усугублять и без того плачевное состояние моего потрепанного вчерашней пьянкой организма.
Минут через пять мы были на месте. Виталик расплатился с таксистом, и мы вышли у третьего подъезда, под козырьком которого нас уже ждал Слава. Он стоял и курил, сосредоточенно наблюдая за тем, как мы с трудом покидали салон автомобиля.
За последние годы, что я его не видел, он сильно изменился. Из тощего дылды, превратился в крепко сбитого мужика, располневшего и будто немного пригнувшегося под собственным весом, с наметившимися залысинами по уголкам лба над широкой физиономией, и вечной ухмылкой, словно ему всегда было известно больше, чем он был готов тебе рассказать. Не изменились только его манеры и размашистость жестов, каким он отправил тлеющий окурок в заросший бурьяном палисадник у дома. Лишь небрежность движений с годами стала более уверенной. У меня вообще в голове не укладывалось, как один из самых отъявленных школьных хулиганов мог попасть на работу в полицию и стать следователем.
– Дарова, пацаны! – не изменилась и его манера говорить, коверкая слова.
Он шагнул нам навстречу и выставил вперед пятерню, растопырив пальцы так, что я с трудом смог пожать ему руку.
– Привет, Слава! – поприветствовал его я. – Рад встрече!
Виталик ограничился молчаливым рукопожатием и кивком головы.
– Да, Саня… Был бы повод для радости, а то так…
– Да что же произошло? Мне кто-нибудь объяснит, в конце-то концов?
– Юлька сказала, что у нее ребенок пропал… – тихо пробубнил Виталик, сунув руки в карманы.
Зная, что старшей Юлькиной дочке было почти восемь лет, а младшему сыну – Пашке – около полугода, все, что мне пришло в голову – это предложить немедленно отправиться прочесывать ближайшие дворы и детские площадки, сгонять на ближайший рынок и там расспросить продавцов, спуститься к речке и пройти по берегу до самого моря… Больше у меня не родилось предположений. Гаражи, подвалы, чердаки ближайших домов? Куда бы я еще мог забрести, будь я восьмилетним ребенком?
Но все, что я из себя выдавил, было:
– Как пропала? Давно?
– Не пропала, а пропал, – поправил меня Слава. – Сын.
Я на какое-то мгновение даже потерял дар речи.
– Как он мог пропасть? – то, что я услышал, никак не укладывалось у меня в голове. – Он же… маленький еще…
– Так от тож, ёпт… – кивнул Слава и жестом подозвал нас с Виталиком подойти ближе так, что мы теперь стояли, почти касаясь друг друга плечами, образовав треугольник. – Объясняю по порядку: час назад Юлька позвонила мне вся в слезах и сказала, что Пашка пропал. Она вышла погулять с ребенком и заодно забежать в магазин. Поселок, вы знаете, у нас тихий, особенно вне сезона, когда отдыхающие разъезжаются по домам. Люди привыкли, что с криминалом проблем нет, вот она и оставила коляску у входа в магазин. Говорит, забежала на две-три минуты, вышла – ни коляски, ни ребенка…