Ничего личного!

Балашина Лана

Вика сказала:

– Присаживайся. Мы приготовили биточки по-казацки, есть еще салат и творожная запеканка. Будешь?

Я так энергично закивал, что обе засмеялись.

Где-то в прихожей залился трелями Вероникин телефон, и она умчалась, на ходу задевая стулья.

Я подошел к Вике, взял ее лицо в ладони:

– Как ты?

– Уже лучше, – ее губы дрогнули в улыбке, и я поцеловал ее. Потом еще, и еще. Услышав шаги Вероники, она отскочила от меня, как ошпаренная кошка.

Мы переложили сумки с продуктами в мою машину. «Октавию» было решено

оставить в Москве, потому что с понедельника Вика собиралась приступить к своему новому заказу, и мы, к моей несказанной радости, должны были вернуться в город вместе.

В Петровское мы приехали уже по темноте. Тетя Катя, Сиротка и Джедай обрадовались нашему возвращению. Вероника запрыгнула ей на шею, взахлеб рассказывала о поездке.

– Кстати, мы там встретили моего дядю, – небрежно бросила Вероника, играясь с Сироткой. – Возникли кое-какие проблемы, но папа с ними справился. Правда?

Тетя Катя присела на стул:

– О, Господи! – пробормотала она. – О чем же вы договорились?

Я пожал плечами:

– В общем, ни о чем. Но я рад, что Юрка все знает. Он – хороший парень. Думаю, что остальное расставит на свои места только время.

Я с сигаретой вышел на веранду, а тетя Катя тихо спросила у Вики:

– А ты-то сама что решила?

Вика вздохнула и пожала плечами:

– Я люблю Тимура, и с этим уже ничего не поделаешь.

Тетя Катя поднялась и уже громко сказала:

– Ну, вот и ладно. – Она обняла Вику за плечи: – Я за вас обоих ужасно рада! Вероника, неси фужеры, а я достану шампанское. За это стоит выпить!

Уже поздно вечером я поднялся в Викину спальню. В душе шумела вода. Я уселся в кресло около туалетного столика. Дожидаясь Вику, я рассматривал безделушки и изящные флакончики на столике.

Она появилась, свежая и прохладная, уселась на ручку моего кресла и взяла в руки щетку для волос. Я задумчиво смотрел на ее отражение. Вспомнил, как неделю назад вот так же сидел здесь, обуреваемый ревнивыми обидами и сомнениями.

– О чем ты задумалась? – спросил я.

Вика вздохнула, опустила руку со щеткой:

– В понедельник у меня заканчивается отпуск.

Я нахмурился.

– Напишешь заявление, сделаем приказ о переводе. И очень хорошо все получится, вроде так все и задумано было.

Она поежилась:

– А как быть с ребятами? Им я что-то должна объяснить. Мы проработали вместе три года, они все ко мне хорошо относились.

Я вынул из ее рук щетку, приткнул куда-то на столик. Потянул Вику за руку, и она легко соскользнула ко мне. Зеркало отразило пестрое черно-белое смешение цветов наших кимоно, почему-то напомнив картины раннего Пикассо.

– Знаешь что? Я ничего больше не хочу слушать. Иди ко мне.

Разбудила меня Вика.

Она вошла в спальню, умытая и по-утреннему бодрая.

– Ау, Тим! Завтрак готов.

Завидую людям, которые легко поднимаются по утрам. Мне это никогда не удавалось. Я попытался закрыться подушкой, но Вика со смехом

потянула ее:

– Подъем, соня!

Я отбросил подушку, поймал ее за руку и потянул к себе.

Она отчаянно сопротивлялась:

– Тимур! Прекрати это сейчас же!

Я радостно ощутил всплеск желания от ощущения ее гибкого тела под руками, ставший привычным за последнее время.

Она перестала сопротивляться и только тихо попросила:

– Ну, Тим, нас ведь ждут!

Я поцеловал ее грудь и с сожалением выпустил из рук. Виновато сказал:

– Никак не могу привыкнуть к мысли, что в любой момент протяну руку – и ты рядом.

Раскрасневшись от нашей возни, Вика подняла ко мне такие сияющие глаза, что я взял ее руки и спрятал в них лицо. Потом подтолкнул ее к двери:

– Ладно, иди уж. А то и в самом деле до греха доведешь.

Она засмеялась, поправила волосы и исчезла за дверью.

После завтрака девочки занялись уборкой в доме, они все время хором кричали, чтобы я не ходил никуда, и не разносил грязь. Потом, наконец, они угомонились, и тетя Катя читала им куски своей статьи, а я устроился неподалеку от них на веранде со своими снастями. Сергей позвал меня на ночную рыбалку, и я перебирал свое хозяйство.

Тетя Катя вспомнила о каком-то старинном покрывале, которое с незапямятных времен хранится у нее в мансарде. Все направились на розыски этого покрывала. Вернулись все раскрасневшиеся и довольные, с кучей всякого тряпья. Притащили машинку, и затеяли шить какие-то подушки. Тетя Катя и Вероника отпороли шелковую подкладку и бахрому, а Вика увлеченно кроила и вырезала что-то огромными портновскими ножницами.

Они совершенно не обращали на меня внимания. Стало обидно, и я сердито спросил, не примут ли они и меня в свою компанию. Они подняли головы, Вика засмеялась, поцеловала меня в макушку и принесла большую кружку ледяного компота.

Я послонялся еще некоторое время около них, а потом поднялся в спальню и уснул.

Проснулся я оттого, что Вика легла рядом со мной.

– А где все? – спросил я.

– За Вероникой пришла Маринка, они пошли играть в лото.

Я заинтересованно поднял голову:

– Значит, наконец, мы одни?

Она засмеялась, а я повернул ее к себе.

Вика уснула на моей руке. Хотелось курить, но я не стал беспокоить ее, и лежал молча. Она сонно дышала рядом, уткнувшись мне в плечо, пушистые волосы касались моего лица.

Я подумал, что месяц назад даже в самых смелых мечтах не мог себе такого представить. Не было в моей жизни женщины, с которой мне хотелось бы разделить послеобеденную лень выходного дня. Никогда я не прислушивался к чужому дыханию. Я с удовольствием подумал, что всю ночь Вика будет рядом, а завтра еще один выходной. И уже вовсе с удовольствием вспомнил, что в понедельник она уедет со мной в Москву.

Я осторожно скосил глаза на лицо спящей рядом девушки. Ее темные ресницы дрогнули, и она открыла глаза: