Ничего не бойся
Шрифт:
– Смело садитесь, я протёр, – угадал его мысли хозяин дома.
Вошла Изабель. Она переоделась, теперь на ней вместо бесформенного балахона и чепчика, в которых она появилась первый раз, было тёмно-синее платье из бархата. «Такие вышли из моды лет пятьдесят тому назад», – подумал Филипп. В руках она несла поднос с графином вина.
– Вы проголодались с дороги! Я вас сейчас накормлю! – заворковала она. – Накормить путника – главнейшее из обязанностей хозяев. Так учит нас мудрость…
– Я действительно голоден, – сообщил Филипп, расправляя на коленях салфетку.
– Сейчас так принято? –
– Ну что ты ворчишь? – встрял в разговор Бернар. – Жизнь меняется, а с ней меняются традиции. Вспомни, как ты удивлялась, когда первый раз услышала о том, что теперь не зазорно сидеть за одним столом людям знатным и простолюдинам.
Изабель покраснела.
– Да ну! Когда это было!.. А вспомни себя, когда ты впервые услышал о паровозе!
Месье Бернар улыбнулся.
– Простите… – Филипп счёл возможным вмешаться в этот странный разговор. – Вы, наверное, давно ведёте затворнический образ жизни, но железную дорогу мимо вашего городка пустили ещё в начале века, надо думать… И у нас даже правительство почти полностью состоит из, как вы выражаетесь, простолюдинов. Титулы потеряли своё значение, теперь важным является не факт рождения, а навыки, знания.
– М-да? – недоверчиво протянул Бернар, перестав улыбаться. – Возможно, возможно. Однако в вашем имени есть приставка де, и вы от неё, как я понимаю, не отказываетесь.
– Совершенно верно. Однако это дань традиции, не более.
– Какие времена настали… Не приведи Господь… – пробормотала Изабель, опустив взгляд.
Некоторое время Филипп и Бернар ели молча. Мадам Изабель сидела с пустыми приборами и с готовностью разливала в бокалы вино, подливала в тарелки добавки.
– Скажите, – возобновил беседу месье Бернар. – Мне кажется, что я слышал вашу фамилию. Ваши предки не были представлены у короля?
– У короля? Вот уж не знаю. Семейная легенда говорит, что один из моих предков жил в Версале. Леопольд, кажется, его звали. Возможно, это всего лишь выдумка, всем же хочется иметь в своих предках людей выдающихся, а не каких-то обезьян, как нам утверждает господин Дарвин.
– Кто утверждает? – переспросила хозяйка.
– Это такой учёный. Уже умер. Давно.
– А… Сколько их уже умерло… – почесал затылок Бернар. – И что ваш Леопольд?
– Собственно ничего… – развёл руками Филипп. – Был и был. Может быть, действительно при дворе кем-то состоял. Но это же сейчас уже неважно.
– Разве? А что тогда важно?
– Важно то, что здесь и сейчас.
– Мне кажется, вы заблуждаетесь. Прошлое живёт в нас. Как сказал один умный человек, он тоже умер, как и ваш Дарвин, мы сами часть прошлого. Без него мы – не мы. Отнимите у человека память, и он превратится в растение.
– Ну, конечно, Леопольд! – вдруг воскликнула Изабель. – Я вспомнила! Эдакий был франт, подавал камзол королю при утреннем одевании, имел успех у женщин и прекрасно танцевал менуэты!
– Всё-то ты путаешь, – повернулся к ней хозяин дома. – Ничего он не подавал. Присутствовал на церемонии – да. Иногда даже подсвечник держал, когда король соизволял его поощрить. Двухрожковый,
Последнее он сообщил Филиппу доверительно.
– К-какому королю? – Филипп испугался – перспектива оказаться в одном мрачном доме с двумя сумасшедшими не радовала его.
– Вот этому! – Бернар обернулся и указал рукой на портрет за спиной. – Солнцу. Королю-солнцу, Людовику XIV Бурбону. Но вы не волнуйтесь – мы не сумасшедшие. Просто Изабелла увлекается всякими историческими брошюрами. Королевские церемониалы – её страсть.
– Вы читали про моего предка? – перевел на неё взгляд с картины Филипп.
– Вскользь, – смутилась та.
– Что нам осталось о тех временах? Так, пара строчек… – Бернар отодвинул пустую тарелку.
– Вы мне покажете потом эту книжицу?
– Всенепременно, – успокоил его месье.
Мадам подала на стол второе блюдо – овощное рагу с мясом кролика.
– Прошу вас, отведайте; это по старинному рецепту, сейчас так никто не готовит.
Рагу действительно было отменным. Никаких посторонних запахов, так присущих этому мясу, немного чувствовался розмарин, угадывались нотки чеснока. Было очень вкусно. В уличном кафе, где Филипп любил ужинать, ничего подобного не готовили.
– Тем не менее в иерархической системе званий и сословий, безусловно, есть смысл, – вернулся к прерванному разговору месье Легран. – Человечество развивается, и на смену Патриархов пришли Судии, потом цари. Такова воля Божия!
– Человечество всегда прикрывалось волей Всевышнего, даже когда творило чёрные дела, – возразил Филипп. – И мне кажется, что любое деление людей, в том числе по сословному признаку, – это первый шаг к рабовладельческому строю.
– Вы так действительно думаете? Но общество не может не делиться на слои, классы и прочие ступени и ранги. Убрали дворян и королей, и что мы имеем? То же деление, но по другим признакам: бедный – богатый, наделённый властью – не наделённый. Даже возьмём пример: возьмите разных людей из разных слоёв и поселите в замкнутое пространство, в тюрьму, например. Каждому по миске чечевичной похлебки и одинаковую робу и единые права и обязанности. И что же? Они станут однородной массой? Ничуть не бывало! Появятся главари, их подхалимы, труженики и ловкачи, умеющие всё достать и продать. Равенство не заложено в человеке.
– Это отголоски прежней жизни. Нельзя вот так сразу измениться. Тем более эти изменения должны охватить всех.
– Никак не могу с вами согласиться. В старые добрые времена был король, были вельможи, купцы и простолюдины, и все знали своё место, и всем было всё понятно. Жизнь была простой. Конечно, кому-то жилось легче, кому-то хуже, но Господь для каждого выбрал место, на котором у человека есть шанс спастись и попасть в царствие небесное.
– Вы упрощаете. Как же тогда вы объясните жуткие порядки в новых колониях? Почему одни люди имели наглость присвоить себе право считать других людей тварями низшими и не признавать их творением Божием?! Тысячи галер перевозили рабов из Африки в Новый свет, не признавая их за людей, часто ведя подсчёты в «живом весе», а не по головам.