Ниенна. Благословленная Смертью
Шрифт:
Идеи, приходящие в миг, опасный для жизни, лишь потом кажутся идиотскими. Сейчас же мысль, вдруг возникшая в беловолосой девичьей головке, показалась весьма дельной.
– Эй, некромансер! – звонко окликнула Ниенна враждебно настроенного коллегу. – Суслика покажи!
– Ккакого сссффуслика? – опешило чудище. – Ссс ума ссссофла?
Дети, стоявшие около Бродди, так и покатились со смеху. Говорил неведомый колдун ну точь-в-точь как их новый веселый знакомец. Только тот притворялся шепелявым, а этому и не надо было.
Среди взрослой толпы тоже раздались едва слышные смешки.
– Как
– Да вы вфффффе ффффдохните фффтроашной фмертью! – взвыл некромансер, мигом вырастая выше крыши самого большого дома.
Но было уже поздно. Смех, как известно, не только продлевает жизнь, но и портит творящиеся рядом заклинания, затрудняя их прохождение в эфире. А уж когда над тобой смеется вся деревня…
С угрожающим воем мглистое облако полыхнуло фиолетовым огнем – и распалось на мелкие туманные клочки, которые истаяли в воздухе.
А площадь содрогнулась от ликующего рева. Сельские парни, еще днем смотревшие на гостей с недовольством, едва дали Эдгару напялить портки, чтобы затем подхватить его и остальных боевиков, и благодарственно подкинуть несколько раз в воздух. Бабки наперебой отпаивали уставшую, но довольную Азали квасом и молоком.
«Завтра наша целительница из нужника не выйдет от такого разнообразия напитков», – лениво подумала Ниенна. Краем глаза некромансерка увидела ковыляющего к площади старого Ероху и с облегчением вздохнула. Кем бы ни был этот странный дед, он явно не желал людям зла.
А об остальном она обязательно узнает завтра.
*
Деревянная лавка в избе старосты, на которой разместили Ниенну, оказалась очень удобной. Может, потому, что была широченной, как сундук, сама некромансерка – невысокой и изящной, а огромный тулуп, который хозяин щедро постелил вместо перины «славной упырьей погубительнице» – мягким, как пушистое облако?
Мешал только храп Герды, к которому под утро добавились зудящие шепотки хозяйки и двух соседок, ладивших тесто на пирожки.
– Агашка с утра ничо, к колодезю за водой прибежала румяная да веселая. Рассказывала чудное – у столичного милсдаря, что злодея ночером по батюшке с матушкой приложил непотребно, под одежей волосьев вовсе никаких нет. Девки-то хохотать начали, а он на них посмотрел ласково и молвил, мол, дурехи вы деревенские, ничо не понимаете. В столицах только мужланы сиволапые шерсть на теле ростят, а приличному, сталбыть, гражданину треба лишнее убирать, ибо он есть человек разумный, а не обиззяна дрессированная. И пахнуть ему должно приятственно, а не козлом смердячим… ой, срам-то какой, бабоньки!
– Срам, срам! – запыхтели вполголоса соседки. – Охти в столицах этих чаво творится, нельзя туда детей пущать ни работу, ни грамоту изучать! А то срамоту енту еще и домой притащат, так позору семье на всю округу будет!..
Ниенна поняла, что подремать ей все равно не дадут, и встала. Поздоровалась с хозяйкой и гостьями, выпила предложенный стакан молока, пообещала явиться к утренней трапезе,
Утренний туман окутал деревеньку пухлыми клочками, похожими на огромные цветы заморского хлопка. Где-то невдалеке мычали коровы. Из прославившегося на всю деревню амбара доносились хоровые мужские стоны.
– Ниенка, как хорошо, что ты встала! – выскочила ей навстречу Азали. – Выручай, отнеси баричу Репняному и его отцу противоядие, да проследи, чтобы они все выпили! Нельзя время терять, а я оторваться не могу, вон, лежат голубчики, помирать собрались…
Ниенна, ахнув, бросилась под крышу амбара.
Как оказалось, помирала боевая тройка Альбрехта – от банальной утренней болезни, чье название очень напоминает известную птицу из рода фазановых. Легче всех отделался Бродди, он молча сидел в углу и пил пахнущую укропом жижу, черпая ее прямо из кадушки с солеными огурцами. Эрл с Лесаном лежали вповалку на тюках соломы и лишь стонали, прикладывая к вискам мокрые рушники. Рядом валялся тяжело дышащий Эдгар, держась за голову правой рукой. Левая была туго перетянута тканью.
– Вывихнул ночью плечо и набил огроменную шишку на затылке, – тут же наябедничала Азали. – Даже знать не хочу, при каких обстоятельствах! Толку с них сегодня не будет, как минимум, до обеда. Ни в бой, ни в…
Последнее слово от воспитанной целительницы слышать было странно и смешно. Ниенна покачала головой, спросила, где Альбрехт, узнала, что лидер их команды ставит дополнительный силовой магический щит на деревню по границам околицы, взяла у Азали крохотный кисет с двумя большими пилюлями и со спокойной душой отправилась к баричу Ивору с папашей.
«К деду Ерохе попозже зайду, сначала помогу отравленным, – думала Ниенна, пересекая по вытоптанной дороге поле с репками, за которым и стояла усадьба. – Заодно спрошу, не знают ли чего. Вряд ли они служат злому некромансеру. Если подумать, живые, здоровые и оболваненные магией господа полезнее, нежели мертвые. Тем более, гад явно хочет землю в единоличное пользование захапать, для этого разгоняет из округи всех мало-мальски крепких колдунов, истребляя поодиночке или запугивая. Но зачем?»
Оставался один вариант – спросить напрямую у старого барина, может, он знает, чем прославился этот край в былые времена? Вряд ли поганцу нужна репа и прочая растительность, в изобилии дававшая цветы и плоды. Не делянку же папорового цвета он собрался тут выращивать. Да и с вырванными сердцами странное дело. Будто ритуал кровавый провести все пытается. Злое чернокнижие в Острижском государстве лет двести уже под запретом, ну так и некромансер этот – явно не законопослушный гражданин.
Ивор Репняной обнаружился прямо во дворе. Взошедшее солнце щедро озолотило мягкими лучами гигантских размеров задницу, поднятую к небу. Барич занимался богоугодным делом – бил земные поклоны и бормотал под нос молитву Всеблагому Левию об избавлении от помыслов грешных. Ниенна с приятным удивлением увидала, что одежда на молодом помещике чистая, да и сам он не выглядел неопрятно. Увы, по-прежнему неприятно пах, но теперь некромансерка понимала, в чем проблема.