Никогда не было, но вот опять. Попал 4
Шрифт:
– Вы, наверное, имеете ввиду «Басню о пчёлах» Мандевиля. Должен вас поправить - Мадевиль англичанин и это не философское произведение, а сатира, – блеснул эрудицией Сальвини.
– Ну, вам видней, - не стал спорить я. – Только вот философское или сатирическое произведение это вопрос сложный. Одни и в романе Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» находят бездну философии, а другие и в «Науке логики» Гегеля отыскивают сатиру и юмор, – выставил свою интеллигентскую «котеку» и я.
Сальвини открыл было рот, чтобы пуститься в философский спор, но был прерван
– Роберто спрашивает: в Первой мировой войне кто и с кем воевал?
Понятно, этому иезуиту философия не интересна, а вот будущие политические и военные расклады узнать очень хочется. Ну что ж, деньги уплачены, придётся отрабатывать. Я стал рассказывать всё что знал. И хотя знал я не так много, но, похоже, вполне удовлетворил его любопытство. Но на этом синьоры не остановились и ещё полтора часа я отвечал на их вопросы об возможном будущем этого мира, не упоминая Россию. Наконец, когда спрашивающие выдохлись, я получил неожиданное предложение поехать с ними в солнечную Италию.
– Благодарю, синьоры, но Италия слишком далеко и потом жарко там, а я зимой на медведя охотиться люблю, - отказался я от столь выгодного приглашения и поднялся, решив, что на сегодня хватит и пора распрощаться с гостями.
Но те продолжали сидеть и Поцци о чём-то говорил по итальянски. У слушавшего его Сальвини то ли от удивления, то ли от чего ещё вытянулось лицо, и он попытался возразить напарнику, но тот довольно резко оборвал его. Тогда Сальвини, обратив ко мне покрасневшее лицо, несколько смущённо произнёс:
– Синьор Поцци подозревает что в вас вселился бес и хотел бы убедиться, что это не так.
От столь неожиданного наезда я шлёпнулся обратно на стул, и меня пробило на смех. Я старался сдерживаться, но у меня это не всегда получалось. Сдавленно пару раз, хихикнув, я спросил Сальвини:
– Он это серьёзно?
Тот пожал плечами и отвёл глаза в сторону.
– Любезный господин Поцци, православные священники уже осеняли меня крестом и окропляли святой водой. Бес во мне не проявился. Неужели у католиков есть более проверенные методы обнаружения вселившегося беса? – спросил я с самым серьёзным видом.
Поцци дождавшись перевода, стал что-то говорить. Выслушав его Сальвини перевёл:
– Синьор Поцци предлагает вам пройти испытание жезлом святого Беренгарта.
Вон оно что. Где-то я уже читал про подобный жезл, которым инквизиторы на раз выявляли беса спрятавшегося в теле еретика.
– Неужели вы привезли знаменитый жезл святого Беренгарта, - восхищённо воскликнул я. – Дайте хоть одним глазком взглянуть на эту реликвию.
Поцци с еле заметной усмешкой покопался в саквояже и вытащил оттуда выполненный из серебра жезл с рукоятью в виде креста. Я резко приподнялся и с возгласом «Позвольте!» выхватил раритет прямо из рук растерявшегося от такой наглости итальянца. Когда тот, опомнившись, попытался вскочить, и видимо вернуть игрушку обратно, я крикнул:
– Сидеть! – и, показав ему свою трость, добавил: -
Усадив таким образом, возмущённого иностранца на место, я стал рассматривать пресловутый жезл святого Беренгарта. Поняв его устройство, обратился к удивлённым Гурьеву и Евтюхову:
– Смотрите господа, как действует эта штука.
Упер конец жезла в торец стола и надавил. Из жезла выскочила игла воткнулась в дерево. Стоило только перестать давить как пружина втянула иглу обратно в жезл.
– Тыкаете этой штукой подозреваемого, его колет иголкой и бедняга от неожиданности вскрикивает. А поскольку жезл серебряный, то инквизитор объявляет, что бес, который сидит в еретике, боится серебра и проявляет себя криком, а если иголочку смазать перед этим ядом, то можно от кого-нибудь избавиться. Не так ли синьор Поцци? Может и вас проверить этой штукой на предмет бесовских шашней, - потянулся я жезлом к побледневшему иностранцу, который попытался отодвинуться.
– Ладно, возьмите свою игрушку. Прячьте назад в саквояж и как говориться «Давай, до свидания!». Поезжайте господа назад в Рим, не испытывайте напрасно свою судьбу и наше терпение.
Поцци с видом оскорблённой невинности положил жезл в саквояж и пошел к дверям за ним поспешил и его напарник. На выходе они оделись и Поцци что-то громко и чётко сказал на латыни. Сидевший смирно Скварчелупе, вдруг вздрогнул, обвёл помещение взглядом и, резко оттолкнув стоявшего рядом Антоху, побежал между столиков ко мне, держа в руке откуда то вытащенный нож. Этим ножом он отмахнулся от вставшего на его пути Степки-Бугра, распоров тому бок и пока тот валился на пол, метнул нож в меня. Я, вскочив со стула, попытался отклониться, но не преуспел. Нож пробил костюм, корсет и, ощутимо кольнув в бок, застрял в жёстком корсете.
Второй нож кинуть ему не дали, подскочившие Архипка с Платошкой, которые принялись обмолачивать резвого итальянца в два миницепа. Подбежавший им на помощь урядник ловко закрутил евробандиту руки назад и связал их, его же собственным ремнем, выдернув тот из бандитских брюк.
Из-за ширмы послышалась ругань и оттуда вывались два не слишком трезвых начальника. Мещеряков держа в руке вилку с наколотым на неё остатком какой-то закуски, обвел этой вилкой, открывшеюся его взору неприглядную картину вопросил:
– Что здесь творится?
Я выбрался из-за стола и, увидев бьющегося в конвульсиях с пеной на губах Степку, крикнул:
– Осторожно, ножи у него отравлены, голыми руками не хватать!
Потом посмотрел на торчащий у себя в боку нож и похолодел. Похоже, песец котенку, отвилял хвостиком, достали меня твари забугорные. Повернулся к Мещерякову выглядевшему довольно смешно с этой вилкой в руках, хотел ему сказать, что надо задержать и допросить хитрожопого иезуита Поцци, но в голове помутилось и мне показалось, что я рассыпаюсь на кубики, которые падают на пол с глухим стуком. А потом наступила темнота.