Никогда не играй в пятнашки
Шрифт:
Своим истошным рёвом борец с одеялом достиг важной цели — весь этаж, как оказалось, наводненный серыми, был поднят на ноги. Впрочем, вполне возможно, и весь дом мог быть наполнен ими. Из всех квартир на площадку стали выползать серые. Недовольные ярким дневным светом (Джей мельком взглянул на задачник — было четыре часа пополудни), передние дёрнулись назад, чем создали такую нужную заминку для желавшего поскорее унести ноги Сорса. На секунду он остановился, решая, не кинуться ли вниз по лестнице, но тут же отверг эту идею. Вряд ли эти разбуженные толпы дадут ему теперь спокойно и быстро добраться до земли. К тому же без проблем проскочить сотню этажей… Даже с помощью лебедки это несколько пролетов, и неизвестно ещё, не спит ли там кто воинственный на балконах, с головами зарывшись
В этот момент в сумеречном лестничном проёме замаячили разбуженные серые, двигавшиеся с соседних этажей, и возможность выбора окончательно пропала. Джонатан шагнул в лифт и вдруг услышал близкое сопение. Он резко обернулся и увидел у самого входа в кабину невероятно резвого коренастого чернокожего серого. Сорс едва успел внутренне усмехнуться странно прозвучавшей в мозгу фразе «чёрный серый». Этот тоже был в строительном комбике и вонял гнилью и разрытым грунтом. Он ощерился на смотрящего изломанными зубами и присел для прыжка. Сорс спокойно, но быстро поднял пистолет и чётко разрядил его в грязную голову человекоподобного. Выстрелом того отбросило на несколько метров. Джей не стал дожидаться, пока несостоявшийся прыгун упадет и ему на смену придут другие, и с размаху ударил костяшкой согнутого пальца по утопленной в панель кнопке аварийного спуска. Кабина с шипением захлопнула двери перед носом очередного резвого серого, опередившего толпу однокашников, и с жутким предательским свистом камнем рухнула вниз.
— Чёртова баба, положила братьев наших! Амэн…
Зигмунд со злостью грохнул грышкой железного мусорного бака и сделал в воздухе круг ладонью.
— Слышь, Патрик, — окликнул его один из стоявших рядом, высокий широкоплечий здоровяк Квазир. — Может лучше их закопать? Я где-то слышал, что раньше так делали… Мусор-то теперь не вывозят.
— Заткнись! — Зигмунд-Патрик сплюнул и прервал вращение рукой. — Закопать… Чем это ты, воин, собираешься копать? Может, стволом своим, неделю тобой нечищеным, чтобы снять, наконец, ржавчину? — Он сверкнул на него горящими глазами, заодно обведя ими стоявших рядом. Те поежились — отчаянные мародёры и бандиты с двухлетним стажем времени последней войны, они побаивались своего на вид не вполне нормального вожака.
— В марке всякого добра… — вяло, без особого уже энтузиазма в голосе пробурчал «воин». Патрик пропустил его замечание мимо ушей.
— Догонять надо фройляйн, уйдет ведь. А, Патрик? — подал голос другой подопечный, длинный и тощий Сван, и с опаской посмотрел на вожака.
— Не уйдет. Вот только тачку починим — и сразу накроем мерзавку. Она-то пёхом в поля на север дёрнула. Куда ей деваться от дороги, одна она там. Да и подранил я козу, кровь её там осталась.
— А если она колеса найдёт?
— Догоним, — Зигмунд, который требовал от своей волчьей паствы называть его «Патрик», выпрямился во весь свой двухметровый рост и тут же согнулся опять, скривившись от жуткой боли в боку. Очень похоже было, что те, сбившие его на пикапе, сломали ему ребро. А то и два.
— Сыновья грома, постигнет кара моя и вас… — злобно прошипел он. Посмотрев на бойцов он вдруг рявкнул. — Ну! Что встали? Рассыпались по улицам, ищем живую тачку и припасы в дорогу. Борода!
— Тут я, — отозвался невысокий плотный мужик с редкой рыжеватой бородкой.
— Что с нашей колесницей огненной?
Тот помялся, перебирая ногами на месте и кося вбок.
— Патрубок надо… радиатора. И автозажимы.
— Ну так ищи! Дуй в марк, может завалялось где. Или снимешь подходящий с какой-нибудь колымаги. Что, я тебя учить должен? До ночи здесь торчать?! Живо!
Группка из пяти человек резво рассеялась в подворотнях. Зигмунд довольно посмотрел на сверкающие пятки молодцов, но потом нахмурился и процедил сквозь зубы сам себе:
— Надо валить из города.
И эти, на пикапе, что смахивали на смотрящих вперемежку с разным сбродом, тоже тикали быстро и вовсе не к центру города. Не к добру, — подумал Зигмунд.
Он накинул на плечо лямки двух автоматов, оставшихся от убитых и медленно побрел через узкий, с огромными лужами, двор к просвету между этажками, туда где стоял огромный минивэн чёрного цвета, весь покрытый катышками капель после дождя. Патрик бросил оружие на грязный, чем-то заляпанный пол салона, скинул на одно из сидений плащ, забрался на переднее пассажирское сиденье и со стоном задрал поношенный свитер, когда-то зелёный, а теперь — почти чёрный от времени и грязи. На левом боку его тела стала видна огромная фиолетовая гематома. Зигмунд взял с полочки для напитков небольшую жёлтую пластиковую баночку с мелкими надписями, выдавил на ладонь мазь и стал осторожно втирать её в кожу повреждённого места. В голове его в этот момент проносились различные способы мести негодным людишкам, посмевшим пойти, да ещё так грубо, против него, самого Патрика, Пастыря пустых городов. Того, который в миру, в той, исчезнувшей жизни был Костей Сорокиным, мелким клерком одного из тысяч отделений Московского Сбербанка, и который всю жизнь мечтал стать священником, но непременно высокого сана и с великочисленной паствой.
Да, в последние пару дней ему и его команде явно не везло. Вместо привычных идиотов-обывателей, быстро пускавших слюни и отдававших последнее, они три раза кряду нарвались на «воинствующих бакланчиков», как назвал последних встречных Борода.
В первый из этих трёх раз Зигмунд, правда, пристрелил зарвавшегося бомжару, но тот, прежде чем двинуть коней, невесть откуда взявшимся древним «макаром» успел ранить Квазира, «правую руку» Патрика. В правую же руку и попал, сучий сын. А Квазир у нас отнюдь не левша, вот что обидно. Лучший боец и стрелок, между прочим. Ничего, — подумал Патрик, — впредь будем умнее. Сначала стреляем, потом разбираемся. Вот только раны подлечим и тачку «на колеса» поставим.
Он стиснул от злости зубы, вспомнив предпоследнюю стычку. Третьего дня они в двух кварталах от марка поймали какую-то девку в военной снаряге, и уже было обрадовались неожиданной встрече и двойной удаче — у неё, помимо полного рюкзака, набитого ценными вещами, выяснились весьма приятные на вид формы и очень милая мордашка. Тёлочка, правда, оказалась горной козой и положила двух бойцов! Зигмунд в ярости воткнул кулак в торпедо, и прочный пластик жалобно всхлипнул. А потом эта стерва сделала ноги, раскидав остальных его волков. И ведь они, хоть и туповаты, не зелёные сопляки! Когда позже Зигмунд заглянул в этот рюкзак, брошенный в стычке убежавшей стервой и подобранный его баранами, он сразу понял, что девка эта — непростая. Содержимое походило на набор спеца по выживанию и, одновременно, профессионала-киллера. А ещё там были документики, да такие, что ох и ах. Вот если бы их удалось выгодно загнать куда следует… В общем, зря он со своими придурками обрадовался скорому приятному развлечению со смазливой бабёнкой. Аппетитная кость таки застряла в горле. Но ничего, — зло подумал он, — ещё встретимся и вернём должок. И с теми на пикапе тоже поквитаемся. Времени у него теперь ой как много, и цель вполне ясная. И привычка — никогда никого не прощать.
Закончив процедуру, он убрал ценную баночку в бардачок, взглянул на себя в зеркало заднего вида и задумчиво потёр колкую щетину на красивом мужественном лице. Потом откинулся назад и прикрыл глаза, чтобы хоть немного подремать, пока остолопы выполняют поручения.
— Эй, ребята! Ау?
Нанд бодро топал по асфальтированному двору, бугристому от упрямых порослей, в сторону скопления зданий бывшей воинской части, а мы с Надей подгребали сзади и всё больше напрягались. Здесь явно что-то не то творилось. Обычно на базах смотрящих всегда кто-нибудь чем-нибудь занят — возится с машинами, чистит оружие, слышны крики, перебранка, гремят посудой в столовой — в общем, кипит жизнь борцов с розовой заразой. Эта база была словно вымершая, ну, будто бы люди только-только все разом взяли и ушли куда-то.