Никогда не отпущу тебя
Шрифт:
— Так, что еще? Ты здесь, чтобы прочитать мне напутственную речь?
Клинтон пристально поглядел на Сета, затем опустил глаза и покачал головой.
— Выкладывай, Клинтон.
— До меня дошли слухи, что у него нож.
— Ор-ружие запрещено.
— Он зол на тебя, Сет. Говорит, что в прошлый раз ты жульничал.
Сет стиснул челюсти.
— Я не жульничал.
— Согласен. Забудь, что я сказал.
Клинтон повернулся, чтобы уйти.
— Клинтон! — позвал Сет. Клинтон обернулся, и Сет кивнул ему. — Спасибо.
— Удачи, — сказала Клинтон, прежде чем продолжить свой путь в сторону поля.
Сет смотрел ему вслед, пока его друг не растворился
Он наклонился вперед и снова нажал на «Play».
***
— Сет Вест, пожалуйста, пройдите в кабинет директора. Сет Вест к директору.
Сет уставился вверх на громкоговоритель над доской, бросив вопросительный взгляд на своего учителя английского языка.
— Сет, пожалуйста, иди к директору.
Не говоря ни слова, Сет выскользнул из-за парты и побежал по проходу, не обращая внимания на девушек, стреляющих в него глазами с обеих сторон. Когда он подошел к кабинету, директор, маленькая и суетливая пожилая дама, которая всегда чем-то напоминала Сету воробья, закрыла за ним дверь кабинета.
— Присядь, пожалуйста, — попросила она тихо и серьезно.
Сет сел напротив нее.
— Мне так жаль, Сет. Мне очень жаль, что приходится тебе это говорить.
Он намеренно уставился на нее совершенно отсутствующим взглядом.
— Судя по всему, сегодня днем умер твой… твой старший брат. Его… ну, его сбила машина, когда он переходил улицу. Врачи сделали все возможное, но…
Она беспомощно взглянула на него своими голубыми, полными нежности глазами. Голубые глаза напрягали Сета намного больше, чем карие. Голубые глаза напоминали ему о Гри, а он предпочитал о ней не думать. Он все время чувствовал ее внутри себя, словно тяжелый камень, покоящийся где-то внизу живота. Она всегда, всегда была с ним, но между ощущением ее постоянного присутствия и мыслями о ней была существенная разница. Первым он жил, последнее ненавидел.
— Это все? — спросил он, в последний раз оглядывая ее кабинет.
Эта школа стала для него тяжким испытанием, в основном, из-за невыносимых детей, которые учились в школе гораздо дольше него. Единственным светлым пятном было то, что последние пару лет два раза в неделю после школы с ним занимался логопед. Она научила Сета сокращать формулировки, делать мягкие переходы с начальных согласных и каждое короткое предложение произносить на одном дыхании. Он всегда ненавидел свое заикание, поэтому прислушался к ее советам и добросовестно упражнялся. В результате, он практически перестал заикаться, если только не был чем-то взволнован. К тому же, ему практически нечего было говорить, что значительно упрощало дело.
— Сет, — выдохнула она. — Твой брат умер.
— Он не был моим братом.
— Но… Но, он…
— Он не был моим братом.
— О, боже мой. Ты, наверное, в шоке. Я могу попросить медсестру…
Сет встал, задвинул кресло за стол, и без лишних слов вышел из кабинета. Он прошел две мили до семиметрового трейлера, где он жил с Калебом, отпер дверь и шагнул внутрь. Решительно проследовав в дальнюю спальню, он открыл верхнюю багажную полку над кроватью и вынул
Вернувшись на кухню, он снял с гвоздя у двери ключи от грузовика и пошел на улицу.
Он повел грузовик на восток.
И ни разу не оглянулся.
***
Песня опять закончилась, и когда снова послышались первые аккорды, Сет потянулся вперед и откинул вниз козырек. Блеснуло маленькое зеркало, и он уставился на себя.
Из зеркала на него смотрели мертвые серые глаза, холодные и неподвижные. У него были темно-коричневые ресницы, длинные и слегка загнутые на концах, как лучики звезды. Это придавало его глазам нежные, невинные черты и на мгновение сбивало людей с толку, когда они пытались увязать вместе его глаза с их обрамлением. Скулы у него были высокие и острые, испещренные белыми шрамами от многочисленных открытых ран, заживших за прошедшие годы. То же самое можно было сказать о лбе и губах, которые ему столько раз разбивали Калеб и другие борцы, что он уже сбился со счета. Нос, сломанный с самого детства, был искривлен и немного шире среднего, в силу того что его несколько раз ломали. Как-то два года назад в больнице ему его поправили, потому что возникли серьезные проблемы со сном, но после этого в бойцовском клубе позаботились о том, чтобы снова его сломать. Челюсть покрывала светло-коричневая щетина, что, в сочетании с жесткостью лица, придавало ему вид человека, на шесть или семь лет старше его двадцати трех.
Несмотря на эти недостатки — или, возможно, благодаря им — он оставался весьма красивым мужчиной. Он знал это, потому как на него смотрели женщины, и ему было не стыдно признать, что он не отказывался от их предложений и приглашений. Его сердце умерло десять лет назад, задыхаясь и истекая кровью на камне посреди реки Шенандоа, но его тело все еще могло чувствовать и доставлять удовольствие. В жизни он любил одну единственную женщину, и, если во время секса ему удавалось плотно закрыть глаза и отстраниться от запаха и голоса лежащей под ним женщины, у него почти получалось обмануть свой разум, заставив поверить, что это она. И он мог поклясться, что на мгновение, на долю секунды, она к нему возвращалась.
Джемма быстро усвоила, что предварительно нужно принять душ, а в постели помалкивать. И не потому что он когда-либо рассказывал ей о своем прошлом, просто, когда она являлась к нему чистой и тихой, его стремлению доставить ей удовольствие не было равных. Проблема состояла в том, что в последнее время Джемма, которую Сет трахал в течение нескольких месяцев, постоянно говорила о своем переезде в его однокомнатную квартиру. То, что он вообще раздумывал над ее просьбой, было так хреново, что даже в голове не укладывалось.
От мыслей его отвлек яркий свет от двух переносных прожекторов, подключенных к генератору на платформе одного из грузовиков. Они мгновенно осветили пустой ринг, окруженный связками сена. Он вздохнул. У него оставалось около пяти минут.
Слушая слова песни, его сердце заколотилось в предвкушении, и он стал ломать крепкие, высокие, надежные стены, ограждающие его воспоминания. У него перехватило дыхание, и задрожали пальцы, когда он опустил голову на спинку сиденья, закрыл глаза и заставил себя найти ее лицо, единственный лучик света в темных, сумрачных глубинах своего разума.