Никогда не отпущу тебя
Шрифт:
— Ты, недоумок, будешь указывать мне, что делать? — спросил Хозяин, повернувшись к Холдену, и ослабил хватку на волосах Гризельды.
— Г-г-говорю тебе, н-н-не бей её!
Глаза Хозяина вспыхнули гневом. Он отпустил волосы Гризельды, стукнув ее головой о панельную стену, и прошествовал в сторону Холдена. Его руки опустились на пряжку ремня. Он расстегнул его и одним рывком выдернул из штанов, от свистящего звука взметнувшегося ремня к горлу Холдена подступила желчь.
— Хочешь получить вместо нее, братишка?
— Д-д-да, с-с-сэр, — ответил Холден, глядя на Гризельду, которая, качая головой,
Это он попросил ее остаться. Она пыталась вернуться в свою камеру, но он попросил ее остаться, потому что хотел чувствовать ее рядом с собой. Что бы там ни говорил Хозяин, Холден не мог заставить себя поверить в то, что прикасаться и любить Гри это грех. Но это он виноват, что ее поймали.
Да, он хотел получить вместо нее.
Сняв рубашку и бросив ее на кровать, он отвернулся от Гризельды, когда на него обрушились страшные удары.
Глава 11
Холдену не сразу удалось заснуть. Какое-то время он не находил себе места, бормотал несвязные слова и вздрагивал всем телом, почти до боли сжимая ее руку.
Минут через двадцать, Гризельда, наконец, услышала, как его дыхание стало глубоким и равномерным. Его рука, все еще крепко держащая ее ладонь, наконец, расслабилась. Он мирно спал.
«Тебе до сих пор снятся кошмары, — подумала она. — Так же, как и мне».
Она вздохнула, гадая, какое воспоминание из прошлого так терзало его только что, пока он не успокоился. У нее разрывалось сердце при мысли, что на его долю выпало еще больше страданий, чем те, что им пришлось пережить в подвале. Но, похоже, так все и было. Похоже, его жизнь была сущим адом.
Ей было хорошо вот так стоять на коленях рядом с ним, касаясь его головой. Она прекрасно помнила, как в детстве сидела в этой позе по ночам в подвале Калеба Фостера. С грустью она подумала о том, что вонючий диван Холдена не на много лучше прогнившего матраса, на котором он спал в подвале.
В его квартире было очень тихо. Она слышала доносящиеся снизу приглушенные голоса и сигналы изредка проезжающих мимо машин, но здесь было неожиданно спокойно. Гризельда огляделась в доме Холдена, лучи вечернего солнца смягчили серую комнату золотым светом.
Стены, когда-то, вероятно, белые, сейчас выглядели сильно потертыми и слегка выцветшими. Она почувствовала въевшийся и спёртый запах сигаретного дыма, из чего предположила, что предыдущий квартиросъёмщик курил, а Холден просто не стал заморачиваться тем, чтобы все тут перекрасить. На ковре из того же коричневого букле, что и диван, повсюду виднелись сигаретные подпалины.
Кроме дивана, на котором спал Холден, в комнате стоял грязный поцарапанный журнальный столик, видавшее лучшие дни мягкое велюровое кресло горчично-золотого цвета, а под окнами, которые она мельком увидела из машины Квинта, на деревянном ящике располагался телевизор с подключенной к нему игровой консолью. За входной дверью находилась маленькая, незатейливая кухня, а справа стоял небольшой кухонный стол с двумя стульями. Стол, на котором лежала аккуратная стопка почты и пара книг, украшала ваза с одинокой ромашкой.
«А, — подумала она, и внезапная ревность резанула ее, словно лезвие. — Конечно».
До этого момента ей это
Что действительно ее раздражало, хотя и не имело абсолютно никакого смысла, это то, как сильно ее это ранило. И не только наличие у него девушки, а то, что у него была целая жизнь, частью которой она не являлась. Он жил в Западной Вирджинии, работал на стекольном заводе, у него были друзья, о которых она никогда не слышала, он дрался с другими мужчинами ради развлечения и денег. Она его не знала. Она больше совершенно его не знала. И этой его частью — хоть ей и не хотелось этого признавать — был некто по имени Сет.
И все же.
У него на руке было ее лицо и их инициалы, въевшиеся глубоко в его плоть, так что она будет постоянной и неизменной его частью. Не смотря на то, что он явно справился со своим заиканием, оно по-прежнему проскальзывает у него, когда он подавлен или взволнован. Ему на язык все еще попадались запрещенные имена, такие как Рут и Каттер, и он по-прежнему глубоко дышал, как только она говорила ему об этом. Когда она меняла ему повязки, он искал глазами ее глаза, желая обрести покой и истину, так же, как раньше, когда он был только Холденом.
***
— …Однако надежда еще оставалась! Темный рыцарь примчался на своем иссиня-черном скакуне…
— Скакуне?
— Коне, — нетерпеливо пояснила она, теряя нить рассказа каждый раз, когда он ее перебивал. Сегодня Холден ее раздражал. Вчера утром он напросился на предназначенную ей выволочку, хотя не должен был этого делать. Она и так уже получила от Хозяина по лицу, а он обычно не бил ее больше четырех или пяти раз. Когда вмешался Холден, Хозяин так обезумел, что отстегал его ремнем по спине пятнадцать или двадцать раз. Кажется, Холден так и не понял — если она его потеряет, ее жизнь кончена. Он должен прекратить с ним спорить.
— …И он стал сражаться со страшной ведьмой своим мечом, выкованным в раскаленных ущельях…
— Что значит в-выкованный?
— Сделанный. Изготовленный.
— Да, точно. П-продолжай.
— …В раскаленных ущельях преисподней. Одним молниеносным ударом он отрубил ей голову, и она покатилась через всю комнату к ногам принцессы.
— С открытыми глазами?
— Когда кто-то умирает, глаза всегда открыты, — ответила она и вздрогнула, вспоминая, сколько раз она думала, что Джоллин мертва, когда та лежала, едва дыша, не мигая, уставившись перед собой.
— Г-г-гадость, — заключил он. — И что потом?
— Потом ничего, — сказала она, разворачиваясь к нему спиной на койке. — Ты так часто меня перебиваешь, что я уже не помню, на чем остановилась.
— Р-рыцарь с-спас принцессу? — раздался у нее за спиной голос Холдена.
— Конечно. Это не было бы сказкой, если бы ее навсегда заперли в хижине ведьмы.
— Ну, тогда, м-можешь просто ее закончить? — взмолился он, неуверенно положив руку ей на спину. — Чтобы я представил все это у себя в голове? Я обещаю, что не б-буду больше перебивать.