Никогда не отпущу тебя
Шрифт:
Гризельда бросила в корзину зеленую фасоль и снова двинулась по рядам, а Холден удалился в противоположном направлении.
Через двадцать минут она забралась к нему в машину. Как только девушка уселась на свое место, он повернулся к ней.
— Ты ошибаешься. Я ей не отвечал. Я удалял ее сообщения!
С громким щелчком она застегнула на себе ремень безопасности.
— Тогда… кому?
— Кому что? — выпалил он, выезжая с парковки и начиная беситься от того, что они вообще затеяли этот глупый спор ни о чем.
— Кому ты все время пишешь?
—
Она закатила глаза и скрестила руки на груди.
— Восемьдесят с лишним отметин у тебя на руке говорят о том, что имеет.
— Гри, они ничего не значат!
— Для меня значат! — закричала она.
— Да Джона, бл*дь! Джона, ясно?
Она застыла, не в силах двинуться с места.
— Что? — произнесла она так, словно он внезапным ударом вышиб из нее дух. — Ч…? Джона? Как? Почему?
— Я прослушал его гребаные сообщения. Знаю, что обещал этого н-не делать. Но мне стало интересно. У него, пи*дец, какой п-поганый рот, Гри.
Он повернулся к ней, она смотрела на него, в изумлении распахнув глаза и разинув рот.
— Поэтому я написал ему, что если он хоть раз к тебе приблизится, я приму меры.
Краем глаза, Холден заметил, как она расправила плечи и расслабилась.
— Ты обмениваешься СМС-ками с… Джоной?
Холден скользнул по ней взглядом, затем опустил глаза. Он уставился в лобовое стекло на красный сигнал светофора и кивнул. И очень удивился, почувствовав на своей щеке нежное, теплое прикосновение ее руки.
— Посмотри на меня, — сказала она.
Он взглянул на неё.
Он взглянул на неё, и ему сразу же стало нечем дышать, потому что эта девушка одними глазами, одним лишь взглядом творила с его душой и телом совершенно невообразимые вещи.
— Ты когда-нибудь перестанешь меня защищать?
— Нет.
— Блин. Джона, — уголки ее губ слегка дрогнули, и она засмеялась так тихо, словно это был вздох. — Полагаю, вы осыпали друг друга оскорблениями.
— Он просто мудак, Гри.
Она кивнула, но, похоже, больше не хотела говорить о Джоне.
— Прости, что выносила тебе мозг.
— Прости, что я заставил тебя думать, будто пишу Джемме… или какой-то другой девушке.
— Прости, что накричала на тебя.
— Прости, что прослушал сообщения, хотя ты просила меня этого не делать.
— Прости, что не доверяла тебе, — прошептала она.
Стоящие позади них машины засигналили, она убрала руку с его лица, и Холден перевел взгляд на дорогу.
— Гри, через пару минут мы вернемся в дом, и мне нужно будет кое-что тебе сказать. И тебе придется меня выслушать, понятно?
— Хорошо, — сказала она, положив руки на колени.
Он свернул на грунтовую дорогу, ведущую к дому Квинта, и спустя мгновение заглушил двигатель на посыпанной гравием тропинке у крыльца.
— Пошли.
— Куда мы идем?
— Пошли, — снова сказал он.
Холден выбрался из машины и подошел к ней, протянув руку, чтобы помочь ей спуститься. Она взяла его ладонь, и он притянул ее к себе.
— Ты
— Мммм, — пробормотала она, наклоняясь к нему.
— Мне нужно, чтобы сейчас ты очень внимательно меня выслушала.
— Я слушаю. Честное слово.
— Ты не хочешь, чтобы я дрался? Я не буду драться. Ты хочешь, чтобы я порвал с Джеммой? Её больше нет. Ты хочешь, чтобы я бросил свою дерьмовую работу, отказался от квартиры в Чарльзтауне и переехал в Мэриленд? Нет проблем. Ты хочешь пойти в колледж? Я сделаю всё, чтобы это произошло.
— Гри, я десять лет был живым трупом, но когда ты вернулась в мою жизнь, я снова ожил. Ты разбудила во мне желание жить. Желание стать лучше.
— Я люблю тебя, и когда я это говорю, то имею в виду, что только ради тебя я дышу, ем, пью, сплю, живу. Я никогда не сделаю тебе больно. Я никогда тебя не оставлю. Я всегда буду тебя защищать. Для меня нет никого важнее тебя и никогда не б-будет.
Когда он закончил, ее плечи подрагивали от еле сдерживаемых рыданий. Она обвила руками его шею и, притянув к себе его лицо, прижалась губами к его губам. Его вкус смешался со вкусом ее соленых слез. Этот поцелуй был не похож на все прочие их поцелуи — да, он был полон грусти, но уже не был таким неуверенным. Казалось, что этот поцелуй каким-то чудесным образом означал ее полную капитуляцию, то, что Гризельда, наконец, поверила, что он целиком и полностью принадлежит ей и только ей, и что она теперь может довериться своим чувствам к нему, и их намерениям относительно друг друга.
Она прислонилась щекой к его плечу, уткнувшись лицом ему в шею и почти касаясь губами его кожи.
Он не сразу понял, что она что-то очень тихо произнесла.
— Что, мой ангел?
— Я первая села в грузовик, — её рыдания были такими отчаянными, что напоминали шепот на смерть перепуганного ребенка. — По моей вине тебя похитили, а через три года, я бросила тебя там, а сама сбежала.
— Нет, детка.
— Я заслужила все эти мерзости и неприятности, которые со мной происходят. Я разрушила твою жизнь. Холден, я отвратительно с тобой поступила, и однажды, когда у тебя пройдет потрясение от того, что я осталась жива, ты посмотришь на меня и возненавидишь за всё это.
Он всё сильнее, всё ближе прижимал ее к себе, пока не почувствовал, как колотится рядом с сердцем ее сердце, как щекочет шею ее прерывистое от всхлипов дыхание. В ту же секунду у него в голове отчетливо прозвучали его собственные слова, сказанные им много лет назад:
«Я больше никогда не буду тебя ненавидеть. Об-бещаю, Гри».
— Я не могу ненавидеть тебя. Я же обещал.
Она зарыдала еще сильнее, задыхаясь и всхлипывая, от чего он сжал челюсти, пытаясь придумать хоть какой-нибудь способ убедить ее в том, что все те ужасы, которые произошли с ними после того, как они много лет назад сели в грузовик Калеба Фостера, уже не имеют значения. Хорошее в Гризельде, да в них обоих, перевешивает всё плохое один к миллиону.