Никогда_не...
Шрифт:
— Не-ет!! — кричит он. — Не оставляйте меня одного!! Ты! И ты! — его голос звенит возмущением и паникой. — Вы уже раз сделали это! Бросили меня! Одиноким одиночкой умирать! Нет! Я против! Я вызову! Я сейчас кого-то вызову! Мне… — по звукам в темноте слышу, что он вскочил и бегает вокруг дивана. — Мне нужно позвонить терапевту! Мне нужно…
— Ну все, все, Вэл… — кажется, он не шутит и делает это совсем не из вредности или чтобы насолить. — Я никуда не уйду. Не волнуйся. Я буду рядом, не переживай. Давай я тебе валерьяночки и корвалола намешаю? Там есть в аптечке?
— Хочу… — жалобно соглашается он. — Только не бросай меня больше одного…
И тут мне на самом деле становится очень стыдно.
— Иди без меня, — как бы мне не хотелось говорить это Артуру, но приходится. — Видишь, ему реально плохо. Я посижу с ним. А ты иди и… возвращайся, потом побудешь возле Вэла, пока я пойду наверх.
Как мы будем спать сегодня вдвоём в одной кровати удручающие платоническим образом, я не представляю. Но эти мысли тут же выветриваются из головы под влиянием запаха валерьянки — включив свет в кухонной секции, я капаю в стакан пятнадцать капель и добавляю корвалол, разводя его в воде. После чего подхожу и сажусь на диван к Валеньке.
— Вот, — говорю, — держи. И… прости, что бросила тебя. У меня совсем голова отказала. Извини, Вэл. Мне правда очень неудобно.
Он ничего не отвечает, только нервно стучит зубами о стеклянный краешек стакана и часто дышит.
— Ты бы никогда так не сделал, правда? Потому что ты хороший друг. Ты приехал ко мне, когда я тебя позвала. И я очень ценю это, Вэл. И люблю тебя. Сколько мы с тобой вместе пудов соли съели, да? И ещё съедим. Только не сердись на меня. Да, я не идеальная, но очень волнуюсь о тебе. На самом деле волнуюсь.
Он снова натужно сопит, но, допивая, отдаёт мне стакан и больше не куксится.
— Давай я тебя покачаю, хочешь? — совсем как ребёнку говорю ему, укрывая одеялом и стараясь подоткнуть края, чтобы он не раскрылся и чувствовал себя уютно, как в коконе. Я знаю, он любит вот так кутаться и кукожиться. Как-то Вэл проходил практики перерождения, и улетел в медитативном трансе в эмбриональные воспоминания. После он рассказывал мне, что чувствовал себя просто офигенно в тесном спальном мешке, имитирующем матку. И осознал, что всю жизнь к ней стремится, назад, в мирное замкнутое пространство, где до рождения он плавал безмятежной рыбкой, а потом потерял свой рай.
— Все, все, засыпай. Закрывай глаза, дыши ровно и спи, — тихо говорю я ему, легко покачивая его за плечи.
— Совсем… оборзели… — обиженно шепчет Вэл, и по голосу я слышу, как он погружается в сон. — Ходите тут… своим счастьем в лицо тычете… Фу, такими быть!
— Мы не будем тыкать, Вэл. Извини, я не подумала. Ты, наверное, тоже скучаешь по своей женщине? Вы же с ней подписали контракт на ограниченное партнёрство? Я помню, ты рассказывал. Что она твоя единственная домина. А ты у неё, да?
— Я не могу ее ограничивать! — пренебрежительно фыркает Вэл. — Это не ваша цивильная ваниль! Но… но она сказала мне, что я у неё один такой, ей меня доминировать нравится больше всех. Видишь, сама меня выбрала!
— Ну, как же тебя не выбрать, ты же такой классный. Такой
— Кларисса, — по голосу слышу, что Вэл совсем плывёт и сон окончательно забирает его сознание. — А вообще она Ира. Ирочка… Я скоро вернусь к ней.
Я не буду вспоминать ему это признание, сказанное полусознательно. Оно не предназначалось для моих ушей, и я это прекрасно знаю. Главное, пусть Вэл спит. Пусть отдыхает. А завтра теннис и йога сделают своё дело, окончательно оздоровят его и вернут к жизни.
Остаётся только надеяться, что из-за пережитого стресса он не будет ходить ночью. Ночь нам и так предстоит не из легких.
Артур спускается вниз, переодевшись в чистую одежду — понимаю, что он старается не травмировать Вэла полуголым видом и не дразнить меня лишний раз.
— Побудь здесь, я быстро… — говорю ему, убегая в душ, и краем глаза замечаю, как закинув руки за голову, он стягивает с себя футболку со спины, перед тем, как лечь в постель. Не надо, не надо останавливаться, смотреть, цеплять его, не надо… И понимаю, что поздно. Поднимая голову, он встречается со мной взглядом и смотрит в ответ так же пристально, пока я не могу даже пошевелиться. Неужели это он смущался и отводил глаза в день нашего знакомства? А теперь энергия, исходящая от него, такая плотная, притягивающая к себе, что против воли заставляет делать шаг по ступенькам вниз — один, другой. Это как магнит, как гипноз, он натурально тащит меня к себе какой-то бешеной гравитацией.
Мы меняемся слишком быстро — и он, и я. Не знаю, здорово это или опасно. А может, и то, и другое одновременно?
Встряхиваю головой, отгоняя наваждение, и отворачиваюсь. Теперь я прячусь от него, понимая, что в наших играх в гляделки он взял реванш, а я… Я безнадёжно продула.
Окей, мы справимся. Мы обязательно справимся — и с сиюминутными трудностями, и вообще… Как там говорят — фортуна любит дерзких. Или идиотов. А мы являемся и тем, и другим— скрывшись за раздвижной дверью кабинки и подставляя лицо под прохладный душ, думаю я. Вода сбегая вниз, как будто вибрирует на моем теле, так оно напряжено. Я могу, конечно, сделать так, чтобы меня отпустило хоть немного — но… не хочу. Хочу, чтобы Артур видел и понимал, что я чувствую, пусть его так же бешено жжёт.
Это начинает напоминать мне какую-то невероятно острую, болезненно-сладкую игру, которая держит на пределе и захватывает до головокружения. Я продержусь. У меня получится. Я почти спокойна — с этими мыслями опрокидываю на себя ведро холодной воды и брызгаю ледяными каплями в лицо. Только вот легче совсем не становится.
Спускаюсь вниз в темноте — Артур выключил свет, и только фонари из окон освещают ступеньки из душевой. Подхожу к кровати — на неё тоже падает мягкий маслянистый свет, и вижу, что он лежит на своей половине, с краю. Чтобы попасть на своё негласное место, мне надо перебраться через него.