Никогда_не...
Шрифт:
— Ну все, Полин, он уже даже не шевелится. Ты его укатала просто. Эй, Вэл… — зовёт он дизайнера, чтобы убедиться, что все хорошо. — Ты как, нормально?
Кокон, скрутившийся на бескаркасном диване издаёт мученический стон и тревожно трясётся.
— О, видишь, живой и почти спит, — закончив завязывать шнурки на кроссовках, Артур громко выдыхает. Несмотря на то, что самообладание не потерял он один, чувствуется, что ему тоже надо расслабиться. — Всё, теперь точно успокоились. И давай… ложись спать. Засыпай без меня, я проветрюсь пока. Где у тебя сигареты? Я возьму одну?
— Я с
Что за ночь, блин. Что за ночь.
— Какое со мной? Ложись! — точно как я пару секунд назад, прикрикивает Артур, только в отличие от меня он не разозлён, просто иронизирует над происходящим. — Ложись и засыпай, Полина! Я буду снаружи. Пока вы все тут не успокоитесь, я не вернусь. Так что давайте — бегом по кроватям. А я приду — проверю.
Недовольно насупившись, я показываю Артуру на сумку, в которой лежат сигареты и зажигалка, и возвращаясь в постель, перекатываюсь на своё место к окну. Только спустя пару мгновений понимаю, что вместе с Вэлом мы как-то неожиданно оказалась у него в роли подопечных. И что теперь, как с мелкими племянницами, он обращается с нами обоими. Видно, прав Дэн, намекая, что в нашей среде все взрослые люди немного капризные дети.
Ну и ладно. Зато не пафосные надутые зануды.
Сама не замечаю, как улыбаюсь. Всё-таки со стороны это действительно выглядит как богадельня, и Артура можно поздравить — если он прошёл боевое крещение Валенькой, значит в мою жизнь он отлично впишется. Один из пунктов переживаний — как он воспримет мою среду — можно смело закрывать.
В сон, несмотря и на успокаивающий обратный отсчёт и аффирмации, стыренные по памяти у Вэла, я погружаюсь тяжело, с каким-то скрытым, давящим беспокойством. Может, сказывается стресс от встречи с Тамарой Гордеевной, может, волнения, связанные с Вэлом, а может, все пережитые потрясения вместе. Сначала я долго ворочаюсь, а потом резко отключаюсь, даже не успевая ощутить грань перехода в нереальное, которую обычно хорошо чувствую. Именно она даёт мне возможность отпустить тормоза, не бояться и не удивляться даже самой дикой дичи, четко понимая — я сплю, и со мной здесь может твориться все, что угодно.
Сейчас же этого нет. Я просыпаюсь в другом месте с сильным ощущением реальности происходящего. Все вокруг абсолютно настоящее — и холодный пол под ногами, и еле освещённая темная комната, из которой хочется поскорее выйти. Дверь в стене напротив приоткрыта, в щелку льётся слабый свет. Как есть, босиком, в пижамных шортах и тонкой майке, я подхожу к ней, толкаю от себя — и неожиданно оказываюсь на сцене. На сцене актового зала моей старой школы, где я была не так давно, в ночь перед выпускным балом. Яркие софиты бьют прямо в лицо, как тогда, я не вижу зал, но понимаю, что сотни глаз сейчас направлены на меня. Мне становится неудобно, что я совсем не одета, ведь это неправильно — приходить на такое серьёзное мероприятие в пижаме. Странно, я не помню, когда последний раз я задумывалась о таком, а тут вдруг чувствую растущую скованность и тихо говорю:
— Главное —
Главное — это то, что я скажу. Может, это как-то отвлечёт внимание от того, как неуместно я здесь выгляжу, как не вписываюсь в происходящее — может, никто и не обратит внимания, может это все поменяет. Что именно поменяет, я не знаю, но понимаю — шанс есть. Подходя к микрофону, я снова чувствую на себе взгляды — осуждающие, колючие. Этот зал совсем меня не любит, кажется, даже стараться бесполезно.
— Девушка, у нас для вас ничего нет, — каким-то общим шелестящим выдохом несётся от рядов.
— Совсем с ума посходили! Хватит горлопанить и песни орать! Сейчас полицию вызовем!
И очень знакомым, напевным и низким голосом, совсем рядом:
— Ты у меня на карачках ползать будешь… Тебя змеи и черви заживо будут жрать. Ни один доктор тебе не поможет.
И ещё, тихо-тихо, но фоне этого:
— От злого врага, от острого клыка, от печали и нужды, от всякой ворожбы…
Мне не нравится, совсем не нравится то, что происходит — я больше не могу убеждать себя, что все игра, все не по-настоящему. Нет, где-то внутри меня скрывается четкая уверенность, что розыгрыши и провокации закончились, все очень неприятно и… плохо. Мне хочется спрятаться, уйти — кто только просил меня сюда приходить, связываться с этими людьми.
Все плохо. А будет ещё хуже.
Оглядываюсь в поисках места для отступления и вижу за собой полупустыню сцену. На ней никого, кроме двух фигур. Сцена — непривычно большая, прямо-таки огромная для нашего маленького зала — и вот я не просто пячусь, я иду по ней — долго, очень долго. Пространство вокруг как будто раздвигается и я не могу приблизиться ни на метр к двум фигурам, стоящими поодаль.
Я начинаю бежать им навстречу, мне хочется увидеть, узнать, разобраться, кто это, что происходит, но они как будто ускользают от меня. И вдруг, как это обычно бывает во снах, возникают совсем рядом. Я останавливаюсь как вкопанная, чтобы не налететь на них.
Передо мной стоит всего один стул, на котором сидит всего одна девушка — но какая. В коралловом пышном платье, с локонами, завитыми на калифорнийский манер, с розовыми прядями в волосах. Через грудь — яркая лента с блестящей надписью, у ног — гора блестящих пакетов и коробок в яркой обложке. Виола? С ней все в порядке? Она жива? И все произошедшее с ней, этот глупый прыжок ради тысячи лайков — этого же не было. Мне все это приснилось!
Как же хорошо! А я думала, что будет только плохо, хуже и хуже.
Я упираюсь руками в колени, стараясь отдышаться, и несмотря на усталость — улыбаюсь.
— Как хорошо, — говорю, — что ты здесь. Приходи к нам в воскресенье. Я сделаю тебе отличный фотосет. Все увидят, какая ты на самом деле.
Вопреки моим ожиданиям, она не радуется, не удивляется — от неё вообще никакой реакции. Присматриваюсь повнимательнее — она абсолютно неподвижна: неестественная поза, замерший, устремлённый в одну точку взгляд.
— Виола! — пытаюсь достучаться к ней, как тогда, в туалете-курилке. Только теперь я все про неё знаю — имя, ее жизнь, ее страхи и надежды. Я должна, я смогу достучаться. — Виола, послушай меня! Виола!