Никогда_не...
Шрифт:
За окном мелькают до боли знакомые картины — небольшой рабочий посёлок, расположенный в черте города. Это его жители задолго до этого вырубили карьер, ставший нашей промышленной лагуной. Поселок совсем не изменился с того времени, как мы с Наташкой, набрав в кулёк черешен, бегали на пляж загорать все каникулы.
И тогда между нами не было никаких тайн.
Встряхиваю головой, отгоняя от себя лишние мысли и угрызения совести, и думаю, кому бы ещё позвонить. Если народу на пляже набилось слишком много, я же ни за что на найду Вэла. И тогда он точно сгинет
Или утонет ещё.
Хотя… Как раз в тот момент, когда с асфальтированной дороги мы сворачиваем на мощённую щебнем вихляющую тропинку, в конце которой я вижу ряды машин, мотороллеров, велосипедов и даже каких-то тележек, меня осеняет новая мысль.
У меня же есть телефон Эмельки!
А у Эмель есть телефон Дениса — ведь он теперь ее парень и жених, официально принятый семейством, не может быть, чтобы она не знала его номер! А у Дениса есть телефон чертового Сережки-Рестика, чтоб ему пусть было! Как его только угораздило связаться с Вэлом! Не случись этого — сидел бы мой распрекрасный дизайнер и сычевал на корте в компании Николая Ававовича и ждал меня, не вынуждая носиться за ним по всему городу, когда у меня и без того жуткий бардак в голове!
— Дальше я не проеду! Дальше пешком сама — и дорога крутая, и проезд перекрыт, не пробраться, видишь?
Черт, неужели мне, наконец, попался беспроблемный водитель, который не скажет ничего о том, как я себя веду и как все время верчусь, чуть не роняя из рук то трубку смартфона, то многострадальный макбук? Воспринимаю это как добрый знак и выхожу из салона прямо в жаркий позднеиюньский полдень — кто бы только подумал, что вчера было так холодно и сыро, как будто поздняя осень на день заглянула в гости?
Расплачиваюсь с водителем, все ещё прижимая к себе рюкзак и сумку со всей своей техникой — и чувствую, что в этом царстве всеобщей расслабленности выгляжу как-то слишком напряжённо.
Народ вокруг активно отдыхает — кажется, только у нас могу спокойно жарить шашлыки на сорокаградусной жаре и хлестать крепкие напитки из едва не плавящихся на солнце пластиковых стаканчиков.
Переступая через разбросанные повсюду одеяла, летние шлёпанцы и раскладные стульчики, пробираюсь сквозь толпу наугад, туда, где можно найти хоть какую-то тень, параллельно слушая гудки вызова в трубке. Эмельку я набираю уже в третий раз, а она все не отвечает и не отвечает.
Наконец, когда, совершенно отчаявшись, решаю повернуть назад, понимая, что сама ни за что не найду здесь Вэла, гудки сменяет радостный Эмелькин голос:
— Теть Поля! Тихо, тихо, это теть Поля звонит! Я же говорила, что она нас найдёт!
— Эмель, привет! — громко говорю я, пытаясь перекричать звуки громыхающей из ближайшей машины музыки. — Ты что, тоже здесь? Ты тут, на пляже?
По шуму, гаму и похожей песне, заглушающей уже ее голос, я могу легко сделать такой вывод.
— Да! — радостно сообщает мне Эмелька, и тут же добавляет: — Что ты говоришь? Не слышу! Я тебя не слышу!
— Я ничего не говорю, — автоматически уточняю я и тут же спрашиваю самое главное. —
Мне в спину шлепается большой резиновый мяч — это довольно визжащая детвора играет в волейбол, но наибольшее удовольствие доставляет им, конечно, попадание во взрослую тетю, которая стоит посреди всеобщего веселья, хмурая и озабоченная, явно чужая на этом празднике жизни.
— Иди к ларьку с чебуреками! — кричит мне в ухо Эмелькин голос. — Вэл хочет еще чебуреков!
Что? Я не ослышалась? Вэл и чебуреки? С таким сокрушительным грохотом его пищевые привычки не падали с постамента эко-органики еще никогда. Чебуреки в крытых ларьках — это вам не свежайшие вареники из отборной муки и фруктов от Тамары Гордеевны. Наши чебуреки часто начиняли какой-то неведомой живностью и, я уверена, до сих пор продолжают это делать.
Или это не о Вэле, вообще, речь? Уж слишком быстро он мутирует в местного, еще до образа хуторянина дойдёт, и никто не узнаёт в нем лощеного столичного жителя — ни заказчики, ни домина-Ирочка, ни он сам себя в зеркале.
— Что ты сказала? Кто хочет чебуреков? С кем ты там?
Эмелька не отвечает, в трубке раздаётся только непонятное шипение, перебиваемое какой-то новой возней, и спустя секунду чья-то мягкая ладошка опускается мне на плечо:
— А вот и я! Нашла тебя! По музыке нашла! Я сразу как услышала эту песню, поняла, где ты! Вновь сердце на-а куски, а я горю огнём, а ты меня прости, а я тебя потом! — напевает Эмелька, притопывая в такт музыке ногой, а я все смотрю на нее, не веря своим глазам, что мы так быстро и легко нашлись.
— Класна песня, теть Поль! Скажи, да?
— Шедеврище, — говорю в ответ, пытаясь скрыть сарказм, который под влиянием Эмельки тает и превращается в лёгкую иронию.
Она стоит передо мной в коротких джинсовых шортах и ярко-желтом топе от купальника, подчеркивающем ее фигуру и смуглую кожу, задорные волосы-пружинки рассыпались по плечам, пухлые губы покрывает прозрачный блеск, за ухом — новый яркий цветок. С тех пор, как она стала девушкой Дэна, эта привычка всегда с ней — носить в волосах цветы, которые он ей дарит. На секунду забываю обо всем, даже о том, зачем я сюда пришла — сейчас я вижу перед собой не Эмель, а саму воплощённую юность, такую же знойную и яркую, как красота нашего беспощадного лета.
Мысленно «щёлкая» ее внутренним взглядом, ловлю себя на том, что улыбаюсь в ответ, пока Эмелька, ухватив меня за руку, тащит за собой, непрерывно болтая и стараясь перекричать музыку:
— Вэл, там с нашими сидит, наливки домашние пробует, представляешь, теть Поль! Вкусные они, говорит, у нас таких нет!
— Отлично, просто отлично! — кричу ей в ответ, понимая, что пока я тут с ног сбилась в поисках Вэла, он просто взял и ушёл в загул, и теперь весело напивается на пляже.
— Не сердись, теть Поля! — успокаивает меня Эмель и, вздыхая, добавляет: — Ну вот такие они, мужики. Глаз да глаз за ними нужен.