Никогда_не...

Танич Таня

— Ох и душно тут у вас! Вы чего окно не открыли, Тамарочка Гордеевна? Как не задохнулись тут? Духота страшная, и за пять минут сомлеть можно! Вон и егоза… Эй, ты чего такая бледная, вставай давай, и бегом в процедурную! А ну… Давай руку! Давай-давай, не притворяйся, тебе не ту дозу снотворного вкололи, чтобы ты на ходу отключалась! Ну-ка! Раз-два! — громко хлопает он в ладоши перед моим носом. — Не спать тут! Помнишь, куда идти надо?

— Помню, — я хотела сказать это громче, но получается лишь невнятное хрипение. — Помню! — откашлявшись произношу я с деланной бодростью. Меньше всего после психологической атаки Тамары Гордеевны мне надо, чтобы доктор увидел, как меня развезло и, чего доброго, назначил мне строгий постельный режим

с запретом посетителей. А я не могу, не имею права. Сегодня вечером… Вечером придёт Артур и все эти разговоры, весь больничный быт покажется мне дурным сном. Или я застряну и останусь здесь навсегда, без надежды на возвращение в нормальную жизнь.

Процедурная и все сопутствующие манипуляции проходят для меня в каком-то тумане. Кажется, я до сих пор пребываю под странным влиянием Тамары Гордеевны, в колдовство которой, конечно, не верю, но в силу морального давления — очень даже. Я даже не помню, как вернулась назад в палату — кажется, медсестре пришлось провести меня до конца коридора. В себя я прихожу только опускаясь на неуютную, с расшатанной сеткой, но ставшую уже в меру родной, кровать с серыми простынями и подозрительного вида наволочкой. Здесь все такое же, как и тогда, когда я уходила на обход — и это вселяет в меня ощущение стабильности и умиротворения.

Как быстро мы привыкаем к плохому, если оно кажется неминуемым. Вот только мое плохое закончится уже через несколько часов. Я уйду отсюда, чего бы мне то ни стоило. После визита Тамары Гордеевны в безопасности я себя чувствую едва ли не меньше, чем если бы в окна летели камни и бутылки с зажигательной смесью.

Люда, которая, кажется, никогда не спит, тут же обращается ко мне, сообщая очередную новость:

— А к тебе опять приходили.

— Кто еще? — по старой привычке мне очень хочется провести руками по волосам, откинуть их с лица, чтобы успокоиться — но моих волос больше нет, кое-как остриженный ёжик прячется под повязкой-чепчиком и на секунду я испытываю едва ли не фантомную боль, вспоминая, ощущение своих же прядей в своих руках. Ничего страшного. Это еще не безысходность. Волосы — не зубы, отрастут. Все исправится. Надо только потерпеть.

— Плохой человек. Хорошо, что она тебя не застала. Тебя долго не было, и она тебя не нашла.

О господи. Ну, кто еще? Мало мне, что ли, и без этого непрошенных и не самых приятных гостей? Но мое беспокойство тут же проходит, когда выясняется, мне уже «посчастливилось» встретиться с моей посетительницей, пусть не здесь, так в кабинете Валерия Ивановича.

— Плохая женщина. Нехорошая. Не надо ее слушаться.

— Да Тамара Никишина! Знаешь ее? Вижу, знаешь! И она тебя знает, хорошо знает, в деталях описала! — подаёт голос жена главного энергетика-ловеласа. Я не удивляюсь, что она знает мать Артура Здесь все друг друга знают, пора бы к этому привыкнуть. И, кроме того, они почти ровесницы, крутятся в одних и тех же кругах.

— Да, это… Это мать моей одноклассницы. Мы с детства знакомы.

— Не надо ее слушаться, — твердит свое Люда, и я делаю успокаивающийся жест рукой, чтобы показать, что кого-кого, а «нехорошую женщину» я слушаться не буду. Тем более, вещи она наговорила мне совсем не такие, которым хотелось бы последовать.

— А-а, ну это такое дело. Тамару у нас многие знают, — расчесывая волосы перед карманным зеркальцем, деловито сообщает жена энергетика. — Так что, встретились вы с ней? Нашлись? Вот только не принесла она тебе ничего, без гостинца, даже странно. Ну так, хлопчина твой прибежит скоро, не переживай — тот точно не с пустыми руками! Ох и хорошенький он у тебя, прям картинка! Такие обычно гулящие… — грустно вздыхает она о своём, и я снова переключаю внимание на Люду, которая вдруг начинает странно раскачиваться.

— Нехорошая она. Нехорошая. И советы ее плохие. Это после них у меня в голове голоса начались.

— Людка, да прекрати ты народ пугать, скажешь тоже! — закончив прихорашиваться,

жена главного энергетика подходит к нам, видимо, желая развлечь себя болтовней перед полдником, и садится рядом с Людой на кровать. — Все мы это делали, и только у одной тебя голоса. Не виноватая ни ты, ни она, а только муженёк твой-дурак, который тебя по черепушке колотил. В колокол так бить начнёшь — и тот загудит. А ты про голоса! Не чугунная у тебя голова-то? А Тамара тут ни при чем. Хотя не всегда ее наговоры работают — моему вот сколько привороты на верность делала… Как с гуся вода. Месяц не блядует, а потом как мания какая-то. Сам, говорит, себя не контролирую, это хуже, чем водка. Так я и от водки его заговаривала, на всякий случай. Трезвенником сделался! А под юбки бабам все равно лез, только сил больше стало. Да и девки наши хороши — ни одна отказать не могла, точно как поделали им… Вот бы на всех баб порчу навести — только это помогло бы. Так за такое даже Тамара не бралась — а я просила. Нет, говорит, это большой грех, не хочу такое на душу брать — вот что она сказала. А ты говоришь — плохая, плохая. Нет, Людок, честная она, хоть и ведьмачка. Если у тебя одной не срослось, так это не значит, что она плохая. Значит, ты что-то делала не так.

— Все я так делала, — не сдаётся Люда, а я уже почти не обращаю внимания на ощущение, что на самом деле мы находится не в травматологии, а в отделе психических расстройств. Все эти ведьмачки, наговоры, порча на женщин, проклятие «блядством» — ощущение нахождения в адекватной реальности покинуло меня давно, только, надеюсь, не навсегда.

— А гараж мужику своему зачем подпалила? — подкалывает Люду жена энергетика. — Тебе разве это сказали делать?

— Это. Она сказала, там его оберег, который всю силу держит. И на кладбище сказала пойти, закопать косточки и похоронить с его фотографией, чтоб извести. Там они ко мне и пристали.

— Какие косточки? — поражённая такой экзотикой, спрашиваю я. До этого все мои познания о методах «работы» Тамары Гордеевны распространялись только на нашептывания и какие-то странные ритуалы в домашнем антураже.

— Собачьи. Не людские же, я б на такое не пошла, — с будничным спокойствием обьясняет Люда, и я озадаченно покашливаю.

— А пристал кто?

— Черти. Это они ко мне подселились и голосами мучают. Не надо никогда ночью на кладбище ходить, нечистую силу подхватишь — потом не отгонишь, так и будете вместе…

Что ж, кажется, этот городок прямо-таки кишит чертями — такие же прыгали в кабинете у несчастного Кроликова, который так и не подписал мне необходимые документы. Это тогда, спустя пару часов после поезда, я думала, что умилительные бабули, сообщившие мне эту новость, фантазируют или шутят. Теперь же понимаю, что они были вполне серьёзны, как и девушка-регистратор в пыльном, с облупившейся краской окошке.

Многие вещи из моего недавнего прошлого я начала понимать только сейчас, только мне от этого не легче. Скоро эти знания мне все равно не понадобятся. Буквально пара часов — и я уйду отсюда. А пока — немного посплю. Нервы у меня и так ни к черту — снова позвонив Артуру и снова не получив ответ на свой звонок, я чувствую, что хочу заплакать, хотя и знаю, где он, знаю, что он, наконец, отдыхает, мало того — сделала так, что его буйное семейство не побеспокоит его у меня дома.

Все хорошо. Надо просто поспать и успокоиться. Это всегда так — чем меньше времени остаётся до решающего события, тем больше волнения. Ничего страшного. Уже скоро. Уже совсем скоро…

И, проваливаясь в тяжёлый сон под болтовню моих соседок, которые после общения с Тамарой Гордеевной кажутся мне милейшими людьми, последнее, что я слышу, это тихую и странную беседу Люды и жены энергетика:

— А я тебе говорю, куча народу на кладбище ходила….У нас с каждой могилы то землю таскают летом, то снег зимой. Я сама вон своему сколько раз супы варила на растопленном снеге с могилы — что ему хоть бы хны, что мне!