Никогда_не...

Танич Таня

Снова звоню Артуру, почему-то предчувствуя, что ответа, как и раньше, не получу. Чудес не бывает, ситуация как будто перешла за определённую черту, где всё свалилось в хаос, где Дэн звонит мне по шесть раз на дню, обрывая линию. Где Артур куда-то пропал, хотя должен быть дома, где…

Так, надо же зайти к Эмельке в инстаграм, попытаться понять, что опять стряслось в этом чертовом городке, и к чему мы все в который раз оказались причастны.

И, как всегда, в лучших традициях, интернет в палате не грузит мне картинку, сеть вылетает, издевательски подмигивая красным значком. Резко спрыгиваю с кровати и, даже не набросив халат, выбегаю из палаты, пока мои соседки что-то оживлённо обсуждают: кто-то подшучивает над кем-то, кто-то спрашивает,

куда это я направляюсь, сейчас же ужин, кто-то пытается всех утихомирить — кажется, Люда, как всегда, на страже порядка и морального спокойствия.

От волнения я вижу все как в тумане и, хлопнув дверью, бегу по длинному больничному коридору, пытаясь поймать сигнал.

— Эй, из двадцать третьей, ты куда? — несётся мне вслед голос медсестры, на который я машинально оглядываюсь. — Ужин не закончился, рано ещё к посещениям! И прикройся, чего в ночной сорочке по больнице скачешь!

Назвать непонятной формы балахон на верёвочках сорочкой — это надо ещё постараться, и я, на секунду пытаюсь прикинуть — а что, если я сбегу прямо сейчас? В таком виде меня сразу остановят, или удастся добраться до крыльца и прыгнуть в такси? В том, что Артур вряд ли приедет за мной в назначенное время я странным образом даже не сомневаюсь.

Там что-то случилось, снова что-то случилось, это какой-то заколдованный круг, в котором постоянно что-то случается, и каждый раз что-то очень плохое. Ни разу, с самого первого дня здесь, ни один намёк на легкую проблему не оставался всего лишь намеком. Наоборот — то, что казалось не стоящим внимания, или невозможным, обязательно происходило — и происходило самым худшим образом. И с Виолой, и с тем, как я сцепилась с Кристиной, и то, как закончилась моя дружба с Наташкой, и то, как родные Артура узнали о нашей связи. Из всех возможных не самых лучших вариантов случался самый конфликтный, самый скандально-непоправимый.

Что ещё может быть? Чем пополнится эта вереница безумных события? На всякий случай снова набираю Артура и еле сдерживаю слёзы. Теперь это не просто короткие гудки, а абонент, который оказался вне зоны. Внутри так прочно поселяется ощущение ожившего кошмара, что вырваться из него, проснуться нет никаких сил.

Мамочки, что же там случилось? Пусть только с ним все будет хорошо. Мамочки…

Телефон ловит интернет-сигнал только в конце коридора и только после перезагрузки, и пока я нахожу и открываю аккаунт Эмель, все самые жуткие иррациональные картины проносятся у меня перед глазами — Тамара Гордеевна всё-таки нашла сына и силой утащила его домой, или взяла и умерла с горя, а он теперь меня ненавидит, и горько рыдает над не успевшим остыть телом матери. Пусть даже так, пусть передумает и бросит меня в последний момент — только бы с ним самим все было в порядке.

Наконец, мне открываются сториз Эмельки и, хаотически листая их, я пытаюсь понять, что происходит, о чем так яростно кричал мне трубку Денис. Пока ничего подозрительного — она показывает какую-то утреннюю рутину типа цветочков у постели, и только сейчас я понимаю, что это ее первая ночевка с нового места жительства. При всем желании не могу порадоваться за ребят как следует. Это всё прекрасно, но не главное сейчас, совсем не главное. Дальше в сториз — какая-то суета в кофейне, Эмелька показывает выбитое стекло и призывает всех жить дружно, затем — испуганное видео, озаглавленное «Ждём хозяина, держите за нас кулачки»…. Так, понятно, будут решать с собственником, как и кого наказывать за недавний дебош горожан, разгневанных после флешмоба. И вдруг — резко выбивающаяся из общей канвы рваная съёмка, чувствуется что снимают на бегу, без текста, дублирующего смысл — кажется, ей его некогда делать, так она спешит. Мне приходится переслушать несколько раз, чтобы понять:

«Бегу на зону возле озера, ребята, не теряйте! Если все правда, что там… что я узнала… надо будет помощь!»

И следующе видео, от которого у меня тут же лезут глаза на лоб — очень

знакомые, буквально ставшие родными картины моей промзоны, сквозь которую я столько раз пробиралась домой — только сейчас везде горит-дымится сухая трава и кусты-колючки, которыми так щедро усеяно поле.

Боже мой! Только не это! Пожар в поле, сплошь покрытым сухоцветом! В средине лета, в такую жару — это же настоящая дикая стихия! Еще в детстве нас всегда гоняли старшие, когда мы жгли костры на пустырях — жестко, зло, со словами о том, что один такой беззаботный идиот пол-города спалить может.

«Дай огню разгуляться, еще и ветер поддует — шашлыком станешь, дурака кусок!»

Сквозь дым, заполонивший экран и обеспокоенный Эмелькин голос, призывающий всех бежать на пустырь и помочь, кто, чем может, пытаюсь рассмотреть силуэты моей кирпичной башни-котельной — вот она проглядывает вдалеке, как каменный исполин, которому все нипочем — и кажется, ей действительно нипочем. Оставшиеся в памяти обрывки уроков гражданской безопасности хоть немного, но успокаивают меня: кирпич — материал огнеупорный, это не дерево, и, уж тем более, не пластик, который вспыхивает как спичка. Да и пожар… ну не у самого же дома. И Артур, наверное, не отвечает, потому что помогает тушить огонь, пока он не перекинулся на весь пустырь — сухая трава прогорает быстро, оставляя за особой чёрные зияющие проплешины. Главное, чтобы пожар не повернул в сторону города и жилых кварталов, не перекинулся на кусты, парки и скверы.

И как только сердце, до этого бешено колотящееся в груди, немного успокаивается — я понимаю, что за неприятность произошла, такое уже нас бывало, и бывало не раз, на моей памяти — каждое жаркое лето. А значит — скоро приедут пожарные и возьмут ситуацию под контроль, как тут…

Что за новая чертовщина! Или сознание, несмотря на мое намерение удержать его в рамках, всё-таки играет со мной злую шутку, или… так и есть на самом деле!

Камера, беспокойно бегающей по полю Эмельки выхватывает женскую фигуру, стремительно приближающуюся к ней, и в следующую секунду картинка переворачивается, как бывает, когда уронил фотоаппарат — а сопровождающий это глухой стук наводит только на одну мысль. Телефон у Эмельки из рук просто-напросто выбили. Причём никто другой, как Наташка, не узнать которую не могла, точно как и Эмелька, успевшая пискнуть: «Мам! Не надо!»

Это какой-то конец света. Что там делает Наташка? Героически прибежала тушить пустырь у моего дома? Слабо верится… И как Эмелька, каких-нибудь сорок минут бегавшая у промзоны, снова оказалась рядом с Денисом, когда он мне звонил?…Так, Денис же! Что он сказал — бегом домой! Мало ли, что там происходит, может Артуру надо помочь тушить эту злосчастную траву, вон и родственники его уже там нашли, а значит — снова выносят мозг, не обращая внимая на то, что творится вокруг…

Так, так Полина, не тупи! Хватит пытаться угадать, что там происходит, ты уже не раз попадала пальцем в небо вместо того, чтобы просто взять и начать действовать. И, уже не пытаясь дозвониться Артуру, я набираю телефон первой попавшейся службы такси и требую самый срочный вызов, по самому высокому тарифу, лишь бы быстрее.

Думать буду потом. В машине позвоню Дэну, а сейчас… Сейчас надо выскочить из больницы любым возможным способом. Пусть только попробуют меня остановить… Несмотря на то, что всего несколько часов назад я чувствовала себя слабой после вчерашней потасовки и лошадиных доз обезболивающего, всколыхнувшийся адреналин придаёт мне столько сил, что, кажется, я готова свернуть шею любому, что попытается помешать мне выйти.

Залетая пулей обратно в палату, я только и успеваю, что набросить казённый халат, схватить рюкзак, который не разбирала с момента поступления сюда, и… Снова какой-то обрывок старой информации подсказывает мне, что надо взять с собой воды — на всякий случай, вдруг от этого дыма и гари мне станет плохо. А так хотя бы прикрою лицо, смочу какую-то тряпку… какую — найду потом.