Никогда_не...
Шрифт:
— Я сама… Сама дойду!
— Резвая какая, ты смотри! Хорошо, тогда идём с поддержкой… А ну-ка, ребят! Давайте, аккуратно ее поднимайте… А дальше посмотрим, как наша красавица себя поведёт. Только держите крепко, чтоб не побежала, а то она такая — с неё станется!
Все еще туго соображая, я не могу понять — ее последние слова шутка или нет. Но, снова прикрыв глаза, я чувствую, как спиной отрываюсь от земли, и тут же начинаю искать опору, пытаясь встать, упереться ногами во что-то твёрдое. Мне очень не нравится это ощущение подвешенности — слишком напоминает ту странную невесомость, в которой я находилась до того, как меня привели в сознание.
Два санитара — именно их я вижу по бокам,
Быстрее бы оказаться рядом! Быстрее бы убедиться, что все худшее, наконец, позади. Меня совсем не пугает, что я могу там увидеть. Я слышала, что Артур сильно обгорел со спины, что он в болевом шоке. Ничего, ничего, мы со всем справимся, ведь мы — мы просто живы. Нет ничего лучше обычного предвкушения жизни, ее проблем, рутины и в чём-то банальности после того, как ты успел с ней нешуточно попрощаться.
Мои надежные роботы-санитары продолжают механически, медленно и упорно проводить меня через поле, мимо моего бывшего дома, вокруг которого сейчас бегают какие-то странные, похожие на оживших человечков Лего, пожарные — они поливают практически полностью сгоревшую крышу не очень мощной струей из брандспойта, а вторая бригада заливает окна — пустые и чёрные, похожие на мертвые глазницы, из которых все еще полыхает пламя, полностью завладевшее местом, в котором я жила, в котором сначала не знала, как убить время, а потом была очень счастлива, в котором принимала гостей — старых друзей, прилетевших ко мне по первому зову, и тех, кто другом только казался, а еще тех, кто изначально приходил ко мне с умыслом разрушить мою жизнь. Пусть у них это получилось — моя здешняя жизнь и в самом деле закончилась.
Но впереди ждёт что-то другое — моя привычная квартира, в которой я буду жить с Артуром, когда он поправится. А значит, это будет что-то новое. Совсем другая история.
Оборачиваясь вокруг, чтобы запомнить место, из которого я так хотела и не могла уехать, встречаюсь взглядами с некоторыми из зевак или соучастников происшедшего — и не чувствую абсолютно ничего.
Не пройдёт и часа, как я переверну страницу жизни в этом городе. Мы с Артуром перевернём.
А они останутся здесь, в атмосфере показного радушия и пресловутой широты души, с любовью к священным традициям, нетерпимостью и порядками, за попытку нарушения которых каждого ждёт коллективный приговор.
Во взглядах некоторых наблюдающих я вижу жалость, но больше — насмешку и презрение. Понимаю, что в потрепанной и грязной больничной одежде, со съехавшей повязкой на голове, сквозь которую проглядывает кривая стрижка и вчерашние кровоподтеки, с перебинтованными и обожжеными руками, еще и синяком в пол-лица, который за сутки расползся вовсю ширь, я выгляжу как живое доказательство того, что случается с людьми, если они идут против местной общины. Но мне все равно. Я, наконец, уезжаю отсюда. А они — остаются здесь, с самими собой, и дальше противясь всему чужому, непривычному, пришлому. А, значит, жизнь здесь снова законсервируется, пока не начнёт бродить и напряжение не рванет сама по себе, уже без нашего с Артуром участия.
Жаль только
— Дэн! — пытаюсь позвать его сквозь шум, гам звук голосов и работающей сирены. — Дэн, пока!
Он вряд ли слышит меня сейчас, как и я его, но в ответ что-то говорит и говорит, и по губам я читаю только одну короткую фразу: «Ни-сы!». И не могу удержаться от смеха — вернее, пытаюсь сдержать болезненные спазмы, которые вызывает смех — ох, это еще хуже чем вчера… Но тут же беру себя в руки и улыбаюсь в ответ, согласно кивая.
Конечно, ни-сы. А что нам еще остается?
За Дэновым плечом, подпрыгивая, машет рукой Эмелька. Кажется, она кричит: «Мы приедем! Мы обязательно приедем в гости, теть Поль! И в больницу проведать придём! Выздоравливайте! Выздоравливайте оба быстрее!» — и я понимаю, что вот он, тот выход, который поможет нам не потерять связь. Пусть почаще приезжают к нам. В том, что по доброй воле мне или Артуру захочется наведаться в этот город, я сильно сомневаюсь.
Мы подходим вплотную к машинам и я начинаю волноваться и вертеть головой, пытаясь определить — а где, собственно, Артур и разместят ли нас вместе? Не разделят ли нас сейчас по разным скорым, и его на спецтранспорте отправят в областной ожоговый центр, а меня на скорой попроще — в ту самую больницу, из которой я сбежала, может быть, даже в то самое отделение. Нет, это было бы слишком жестокой насмешкой, которую я вряд ли смогу вынести адекватно.
Но не проходит и секунды, как я вижу, что волноваться нечего — мои немногословные санитары-помощники спускают маленькую подвесную решетку, заменяющую лестницу, и я с удивлением понимаю, что мне не придётся даже прилагать усилия, чтобы вскарабкаться внутрь. Достаточно сделать пару шагов вверх — и меня ловит под локти еще одна ассистентка, одетая в такой же форменный комбинезон, только в отличие от докторов из городской скорой, он не синий, а оранжевый, с яркими светоотражающими вставками.
Я не успеваю удивиться ни их современной экипировке, ни простору внутри машины, ни тому, что, оказывается, ехать мы будем в мини-реанимационной палате на колёсах — здесь есть и капельницы, и электрокардиограф, и даже дефибриллятор. Да, мне становится спокойнее от понимания, что если кому-то из нас в дроге станет хуже, то нам помогут и повторно вернут с того света разрядом тока, но… Но главное, всё-таки, другое.
Главное, Артур здесь. У меня очень странные поводы для радости в последнее время — то я радуюсь, увидев его посреди задымленного лофта, спящего почти без чувств, теперь — в таком же состоянии на раскладной высокой каталке, стоящей вплотную к затюнингованному темному окну.
— Мы… мы поедем вместе? Вы не высадите меня никуда? Я хочу быть с ним, можно? — обращаюсь я к ассистентке, занявшей дальнее кресло у стены, отделяющей водительские места.
Повернувшись ко мне, она внимательно смотрит на меня и по выражению ее лица, я стараюсь догадаться, о чем она думает. Пока что, похоже, что она воспринимает моё поведение как следствие пережитого потрясения, поэтому говорить предпочитает очень спокойно и тихо, как психиатр:
— Все в порядке, мы сейчас выезжаем. Присядьте пока на кушетку, — она показывает на синюю медицинскую кушетку с приподнятым подголовником, стоящую напротив каталки Артура. — Или прилягте, если так удобнее. Если появится тошнота или сильные боли, сразу же дайте мне знать. И поменьше волнения. Постарайтесь не стрессовать без меры, кортизоловые вспышки вам сейчас не нужны.