Николай I Освободитель // Книга 10
Шрифт:
А тут еще из города подмога прибыла. Врачи местной больнички — все три штуки вместе с пятеркой медицинских сестер — приехали, жандармская команда подоспела, с юга причапала железнодорожная летучка с краном и начала поднимать вагоны. Ну и журналисты, конечно, куда без них, так меня и щелкнули в процессе донации, уж не знаю, кто там разрешил доступ к императорскому телу, мне в тот момент было несколько не до того. В отсутствии точных измерительных приборов из меня явно выкачали чуть больше крови, чем стоило бы, потому что под конец я тоже «словил вертолеты» и начал отъезжать. Благо прибывшие медики привезти с собой порцию физраствора, который мне оперативно влили, чтобы поддержать «давление в системе».
В итоге снимок отдающего свою кровь императора облетел все газеты
История эта имела не только важный с точки зрения политики пропагандистский эффект, при всей своей трагичности, поскольку в катастрофе в итоге погибло больше сорока человек, и еще полтора десятка стали инвалидами, но и коренным образом повлияла на отношение населения к процедуре переливания крови. До этого поиск донора под каждого пациента — консервировать кровь у нас пока не умели, хоть исследования в этом направлении велись усиленными темпами — представлял собой серьезную проблему. Ведь нужно было найти здорового человека с нужной группой — а при тяжелых операциях на одного пациента порой необходимо было два или больше доноров — да еще и как-то уговорить его поделиться кровью в конкретный момент времени, не раньше и не позже. А тут еще церковь наша любимая православная что-то начала было заявлять про сомнительность процедуры, впрочем, эту проблему решить оказалось достаточно просто. Настучали там кое-кому по кумполу в профилактических целях, и сразу стали мозги у попов на место. Религия у нас, конечно, отделена от государства, но понимание момента же все равно нужно иметь.
Так вот после публикации истории о том, как сам император не постеснялся отдать свою кровь случайному простолюдину, это дело, наоборот, в момент обрело максимальную популярность. К врачам записывались толпами чтобы определить свою группу крови — эту процедуру у нас повсеместно делали бесплатно, за счет Казны — и встать на учет как потенциальный донор. Ну а в конце 1860-х в России наконец научились кровь консервировать, и острота проблемы вовсе потерялась. Разве что членам императорской семьи — без меня уже правда, все же возраст, он никого не щадит — раз в год приходилось устраивать донорские акции с личным участием для поддержания интереса к процедуре, что кстати не слабо так помогло империи вначале Великой Войны…
Ну а если говорить про железнодорожную составляющую инцидента, то комиссия, расследовавшая обстоятельства крушения поезда, пришла к выводу, что имел место банальный износ путей. Магистрали, построенные еще в начале 1830-х годов, несмотря на обслуживание и регулярные ремонты, оказались просто не приспособлены под растущий трафик со все более и более увеличивающимся весом составов. Был сделан вывод о необходимости перехода на более тяжелые рельсы и новые методы формирования насыпи.
А ведь имелась еще куча и других более мелких нюансов, например закалка головки рельса. Мелочь, кажется, однако, при использовании этой процедуры срок жизни пути вырастает многократно. Оказалось, что именно на этом участке железной дороги при последнем ремонте использовались рельсы от разных производителей с разным качеством закалки, что в итоге и стало той соломинкой, переломившей хребет верблюду.
И даже виновных в гибели людей искать бесполезно — тут фактически все виноваты, начиная с меня. Ведь мог же я, вместо того чтобы гнать открытие новых веток, приказать придержать коней и сосредоточиться на обслуживании старых? Мог, но не сделал. И не сделал бы еще раз, даже зная о последствиях, потому что, как это не прискорбно, локомотив прогресса должен нестись вперёд на всех парах ни в коем случае не снижая темп, только так можно оставаться первым. Ну а то, что под колеса этому локомотиву иногда попадают невинные жертвы… С этим ничего не поделаешь, такова жизнь, только очень глупый и очень наивный человек может думать, что «гармония всего мира не стоит слезинки ребенка», и уж точно ему не место на посту Императора Всероссийского.
Интерлюдия 2
— Что там
Адмиралу Фаррагуту совершенно не нравилось все происходящее. Казалось бы, что могло вызвать раздражение опытного пятидесятичетырёхлетнего морского офицера, стоящего на палубе новейшего, возможно самого сильного в мире корабля, за кормой которого движется его столь же мощный систершип? Казалось бы, это настоящая мечта любого моряка, получить в руки эскадру, способную в одиночку сражаться с флотами некоторых далеко не самых слабых в морском отношении государств. Не Франции или Англии, конечно, но какому-нибудь Сицилийскому королевству было бы вполне достаточно. Да захоти Фаррагут, он с такими силами мог с легкостью захватить какой-нибудь небольшой остров в Карибском море и провозгласить себя тамошним королем. Пить отвратительный местный, теплый от жары, ром, курить сигары, трахать местных чернокожих женщин и плодить маленьких мулатов-адмиральчиков. Теоретически.
— Все в порядке, господин адмирал, — кэптейн Бьюкеннен только пожал плечами, — команда занимается по распорядку.
На практике все было несколько иначе. Нет, корабли действительно были замечательные, русские тут превзошли сами себя. Оба крейсера, получившие в американском флоте имена «Виджиния» и «Мериленд» представляли собой по-настоящему новый класс кораблей, а именно — бронепалубные. Сама бронепалуба толщиной в 70 мм и отдельно бронированная рубка толщиной в 100 мм. Паровые машины двойного расширения позволяли развивать максимальную скорость в 17 узлов и поддерживать крейсерскую в 14. Шесть тысяч миль дальность плавания на одной загрузке позволяла теоретически дойти от Царьграда до Нью-Йорка на одной бункеровке.
Вооружен крейсер был восьмеркой новых 150 мм орудий с удлиненной до 27 калибров длиной ствола, что опять же теоретически позволяло вести бой с противником на заоблачных ранее дистанциях в 25–30 кабельтовых. Для того чтобы на такой дистанции определять положение противника корабли были оборудованы специальными дальномерными постами, и системами централизованного управления огнем, что тоже было необычной новацией и ранее ни в одном флоте мира не применялось. И вообще сложно было даже найти хоть какой-то узел свежепостроенных кораблей, где не применялись бы самые новейшие технологии. Настоящее чудо инженерной мысли.
Русские окончательно избавились от парусного вооружения и, надо признать, использовали освободившееся водоизмещения более чем с пользой. Крейсера были настолько хороши, что по поводу их продажи в русской прессе даже разразился натуральный скандал. Мол как это мы продаем потенциальному противнику оружие лучше того, что стоит на вооружении собственного флота. Ради справедливости это было не совсем так. Крейсера данного типа были в России заложены большой серией сразу в шесть вымпелов, американцам же продали только два самых первых, еще четыре корабля должны были войти в строй уже под андреевским флагом в течение года, так что обвинять адмиралтейство в недальновидности было как минимум глупо.
— Что это за группа матросов, слоняющихся по палубе? И почему наверх опять поднялись русские, я же приказал выпускать наемных специалистов только по ночам, чтобы они никому не мешались под ногами? — Адмирал кожей чувствовал, что все происходит не так как следует, но в чем именно проблема понять никак не мог.
Нет, корень всего зла был ясен — нехватка экипажей. Для перегона купленных в России кораблей — их покупка на фоне очередного обострения отношений с Великобританией была отдельной историей достойной приключенческого романа — были сформированы два экипажа из моряков, собранных со всего федерального флота. Звучит на первый взгляд безобидно, однако если вдуматься чуть более глубже, становится понятно, что ни один здравомыслящий командир просто так достойные кадры на сторону не отдаст, так что экипажи фактически стали таким себе отстойником, куда собрали всех тупых, ленивых и нерадивых скотов, большая часть из которых еще и была южанами ко всему прочему. Адмирал и сам был с юга и нрав соотечественников знал не плохо, поэтому к их способностям в военно-морском деле относился более чем скептически.