Никто и звать никак
Шрифт:
— Но, вынужден вам сказать, почтенный Гомиро тер Ванг, что ситуация очень неоднозначная… Поскольку родная дочь покойного, до того считавшаяся мертвой, внезапно нашлась… В случае, если означенная шталь Крейг — поклон в мою сторону — решит обратится в суд за защитой, то думаю, решение вынесут в её пользу. О титуле же, не взирая на завещание, спорить даже не приходится. Он достается дочери покойного, вопреки любому завещанию, как носительнице фамильного штарта.
— Благодарю вас, почтенный Сибуро, но думаю, мы обойдемся без судебных разбирательств. Векс,
Сам Гомиро был странно равнодушен во время разговора, но, когда мэтр удалился, он попросил остаться в кабинете и меня, и Ригера.
— Калина, что вы собираетесь делать с домом?
— Ну, судиться из-за него я не стану…
— Ты не поняла. Дом твой, я не собираюсь вступать в наследство. Это было бы глупо… И уж тем более зазорно таскаться по судам и спорить…
Я растерянно поглядела на Ригера.
— Калина, это только справедливо. Дом действительно твой. И ты вольна поступать с ним так, как захочешь. Я соглашусь с любым решением.
— Ригер фон Крейг, я хотел бы выкупить этот дом у вашей жены.
Тут уже удивились мы оба.
— Гомиро тер Ванг…
— Ригер, я на «ты», как с кузиной, с твоей женой. Может быть оставим официоз и будем разговаривать так, как будто мы выезжаем коней?
— Хорошо, я не против. Но скажи, зачем тебе этот дом?
— Моя сестра скоро выходит замуж. Жить они с мужем будут в Вергии. Муж — подданный цезуса. Но он второй сын высокородного и родовое гнездо ему не достанется. Матия девушка спокойная, не слишком любящая светские развлечения. Думаю, после ремонта этот дом, как часть ее приданного, обретет новую жизнь. Корни нашей семьи все равно идут отсюда… Подумайте, обсудите, я не тороплю вас. Кроме сада и дома я смогу выкупить еще небольшой лесок у соседей и, надеюсь, все же поместье возродится.
Все разошлись по своим комнатам и в доме наступила гнетущая тишина…
Ригер спросил меня, не хочу ли я проехаться до местного рынка. Он собирался узнать, когда будет караван. Здесь они ходили далеко не каждый день и было разумно побеспокоится заранее. Но мысль о том, что я приеду и меня начнут рассматривать с любопытством, как наследницу и сплетничать меня не радовала.
— Нет, Ригер, если можно, съезди один. Я лучше выйду в сад.
Место я выбрала там, где обычно ставили кресло отца. Даже следы от ножек остались в траве…
Я растирала в пальцах травинки, вдыхала сладковатый и терпкий запах, мяла какой-то цветок и все не могла понять… Хочу ли я, что бы та девочка жила в этом доме? Она молодая, наверняка избалованная… Она привыкла к рабам и послушанию. Но ведь в этом нет её вины? Кто знает, какой бы выросла я, если бы родилась, например, в шестнадцатом-семнадцатом веке на юге? Там, где черных рабов было как бы не больше, чем свободных белых… Возможно, я так же, как и Скарлет, считала бы, что это единственный возможный порядок в мире…
— Ты не против, если я посижу с тобой?
Я подняла глаза, Гомиро стоял рядом и через
— Садись, но я просто не представляю, о чем говорить с тобой…
— Хочешь, я расскажу о моей сестре?
— Ну, давай…
— Ей шестнадцать лет, она очень милая и добрая девочка. Но совершенно не практичная. Любит конфеты и читать сказки. Обожает новые наряды и умеет красиво вышивать. Если захочешь, я покажу тебе потом камзол, который она расшила мне сама…
— А рабыням в твоем поместье затыкают рот, когда живьем снимают с них кожу кнутом. Это для того, чтобы они криками не расстроили милую и добрую девочку?
Пауза была длинной и нехорошей…
Гомиро смотрел на меня, но и я не отводила взгляд…
— Калина, я понимаю, что извиняться перед тобой глупо… Это, так сказать, не окупит… Но скажи, чего ты сейчас добиваешься? Чтобы мне стало стыдно? Чтобы я заплакал от жалости и немедленно выпустил всех рабов на свободу? В моей стране были такие люди, да… Только, дорогая кузина, в тех местах, где рабов отпускали, внезапно начались повальные поджоги и нападения на дорогах, воровство и убийства.
И путников, совершенно ни в чем не виноватых, погибало много… Знаешь, милая кузина, в этом жизни не бывает белых перчаток… Платье, в котором ты приехала — помнишь? Эту ткань делают в Гейсе. И уж поверь мне, в поместье моего отца просто рай для рабов по сравнению с мануфактурами Гейса. Но ты — он ткнул в меня пальцем — Ты носишь эту ткань! Если бы ты ее не покупала, мануфактуры бы разорились и рабство бы там кончилось! Но ты ее покупаешь себе на платье и, тем самым, поощряешь это рабство. Продолжать?!
Он тяжело дышал и злился, злился так, что даже не считал нужным это скрывать…
А на меня вдруг пеленой упало странное спокойствие. Я смотрела на этого парня, красивого и не глупого, готового рисковать жизнью, чтобы защитить даже кузину, лишившую его долгожданного титула… И понимала — жизнь не черная и не белая. Она очень разная, и как я ее проживу, зависит только от меня.
— Гомиро, я готова продать тебе дом.
Похоже, он уже готов был к неприятному скандалу и мои слова его остановили, мелькнуло и пропало на лице чувство непонимания, растерянности. Сменилось всегдашней холодноватой отстраненностью. А потом — любопытством.
— Почему ты изменила решение?
— Не твоя вина, что ты вырос в таком окружении. Но мне кажется, что ты многое понял за эти дни, что мы провели здесь…
Он кривовато усмехнулся:
— Ну, в чем-то ты определенно права.
— Ты знаешь теперь, что существует и другая точка зрения на рабство. Подумай о том, что напасть могут и на твой корабль и так же увезти тебя на другой конец страны… Да и потом, любой штарт можно просто срезать с кожи.
Его передернуло…
— Я просто хочу, чтобы ты хоть немного поменял отношение к рабам и поинтересовался, в каких условиях они живут. Особенно женщины… Думаю, в этой жизни ты найдешь куда приложить свои силы. А дом… Дом это просто дом, и если хочешь — забирай.