Никто и звать никак
Шрифт:
— Нет уж, дядя, раньше времени я вам точно не дам помереть! Я хочу, чтобы вы дождались ремонта в родовом гнезде, чтобы вы начали выезжать на люди, а не сидели тут как барсук в норе. Доктор говорит, что вам нужны прогулки и свежий воздух, а вы слушать никого не хотите!
Еще некоторое время мы слышали, как перепираются мой отец и «жених». Голос старика становился спокойным и чуть сонным.
— Знаете дядя, в этой жизни иногда бывают настоящие чудеса. Правда-правда! Бывает, что человек, которого считают мертвым, вдруг находится… И оказывается, все
— Ах, Гомиро, ты славный мальчик, но Вериду я похоронил лично, а Эльза… Ты, конечно, хочешь внушить мне надежду… Да, я понимаю… Я тебе даже благодарен. Но, Гомиро, я болен, а не туп. Два года, Гомиро, два проклятых года!
— Дядя, ваша девочка жива и здорова. Она стоит за дверью, сейчас я ее позову и она зайдет.
Ригер пошире распахнул створки и я вошла в большую светлую комнату.
Опираясь на руку Гомиро, в центре комнаты стоял высокий сухой старик. Я успела заметить и глубокие морщины, такие, что казалось на скелет одели слишком большую по размеру кожу. Синеватый цвет губ и выцветшие слезящиеся глаза. Старик действительно был серьезно болен.
Медленно, стараясь не делать резких движений, Ригер подвел меня к нему… Тонкая сухая кисть холодными пальцами прикоснулась к моему виску, скользнула по щеке и остановилась у родинки на губе…
— Моя девочка… моя маленькая девочка…
Голос у старика прерывался, выходил из горла с шипением, толчками… Мне, почему-то, стало безумно жалко его, горло перехватил спазм и я тихо сказала:
— Папа, я живая…
Пожалуй, даже сейчас мне тяжело вспоминать сцену нашей встречи. Был ли это голос тела, который спал до сих пор… Или просто раздирающая душу жалость к одинокому старику, но плакала я тогда с каким-то облегчением…
Гомиро крикнул слуг, и отцу вынесли кресло в сад, я сидела на небольшой скамеечке у его ног и рассказывала ту историю, которую мы обсудили с Ригером. Как его тетя путешествовала по делам и их корабль после шторма выловил в море замерзшую девушку, привязанную к доске. Девушку без памяти.
Как я жила и лечилась в ее доме, потом, после смерти тети, вышла замуж за Ригера. По окончании траура мой муж настоял на путешествии в центральный королевский архив и, таким образом, узнав, что у меня есть живые родственники именно здесь, мы приехали сюда.
Да, в этой истории был момент шитый белыми нитками — день нашего бракосочетания. Но вряд ли кто-то рискнет проверять документы. Для доказательства брака достаточно татуировки на руке.
Отец держал меня за руку, гладил волосы и было не слишком понятно, как он относится к моему браку. Он долго рассказывал мне о «моем» детстве, о матери. Припоминал разные истории и семейные шуточки, «мои» капризы и любимых кукол… Наконец он утомился, это было видно. Слуги подняли его вместе с креслом и отнесли в спальню.
Ирза, та самая пышнотелая сиделка, покормила отца и дала лекарство. Я, в это время, успела умыть зареванное лицо и выпить чашку чая. Ригер поехал в гостиницу за нашими вещами
Где пропадал Гомиро тер Ванг я не знаю. Но когда отца уложили на дневной сон, он прогнал сиделку и потребовал, чтобы я посидела с ним.
— Детка, скажи, ты счастлива в браке?
— Да, папа. Мне достался не слишком богатый, но очень хороший муж. Он любит меня и заботится обо мне. Он принадлежит к старинному роду. У него есть мама, но я пока с ней не знакома. В столице, после посещения архива, мы решили, что важнее посетить мой дом и дать знать, что я жива.
— Я так мечтал о хорошем, надежном и выгодном браке для тебя! Гомиро славный и позаботился бы о тебе. Жаль, что ты поторопилась с бракосочетанием…
— Отец, я ничего не помнила о своей жизни, у меня не было ни денег, ни родных, ни знакомых… Единственный человек, кто готов был заботится обо мне — Ригер. И, не взирая на мою нищету, он женился на мне. Так что я ни о чем не жалею. У него есть свой дом, где я буду хозяйкой. Тётя Ригера, Ванесса тер Крейг, оставила мне крошечное наследство. Я не пропаду.
Отец нахмурился и больше ни о чем не спрашивал. Просто держал меня за руку, пока не уснул.
Я с любопытством рассматривала комнату, где жил отец. Три высоких арочных окна в сад, мебель старая, но отремонтированная, начищенная до блеска, в кресле — мягкие пуховые подушки, теплый плед. На полу — новый и не дешевый ковер. Постель чистая и белье с вышивкой. Букет мелких полевых цветов на столе наполнял комнату запахом меда и луговых трав. Казалось, что в старый разваливающийся дом добавили немного жизни.
Думаю, Гомиро тратил свои деньги на поддержание жизни в доме. Ну, он собирался получить титул, и это было разумно.
Но что теперь? Сколько я ему должна за то, чтобы он убрался отсюда? Что он потребует взамен? Мысли у меня были не самые веселые, денег у нас не так и много, но долги отца я оплачу.
Глава 41
Я вышла из комнаты отца и села на кресло, стоящее недалеко от его двери — просто не знала, куда идти дальше. Окна коридора, где я сидела, выходили на бывший парадный подъезд, сейчас совершенно заброшенный. На подъездной аллее местами прорасла трава. Давно по ней не катились коляски и не скакали кони. Тихонько сгущались за окном ранние сумерки. Как незаметно пролетел день…
Так задумалась, что даже не увидела, откуда именно вышел Гомиро.
— Калина фон Крейг, разрешите предложить вам руку? Ужин я попросил сегодня подать пораньше, ваш муж сейчас ждет нас в обеденном зале.
Я поколебалась, но не решилась на открытый конфликт. Оперлась на подставленный локоть и он провел меня в другую часть дома. По пути мы оба молчали. Он раздражал меня. Сильно раздражал…
Одним своим присутствием, заботай об отце, тем, что я должна ему. И не только деньги. Я была бы рада, если бы на его месте был кто угодно другой! Совершенно всё равно — кто!