Никто
Шрифт:
Вне себя, Серена опустилась на оттоманку.
Нед наблюдал за ней. Его лицо посерьезнело, когда он увидел, как сильные эмоции сменяются на лице Серены. Он дорого бы заплатил за информацию. Интересно, какая из причин временно лишила Серену речи: вероломство Ричарда и Кейтлин, не поделившихся с ней секретом, или факт, что капитан Талгарт собирался нанести визит в Роузмид.
Аддисон прибыл, чтобы объявить об ужине. Ричард и капитан, все еще занятые своими планами, вместе вывели леди Колхерст из комнаты. Серена, не сказав ни слова, поднялась и взяла Неда за руку.
Мистер Монтегю
– Ты так сильно настроена против, Серена?
– тихо спросил он.
Она неуверенно рассмеялась:
– Ну, это так странно. Подумать только, Ричард ничего мне не сказал. Что еще хуже, Кейтлин ничего мне не сказала; и я никогда не догадывалась!
Нед остановился. Он поднял подбородок Серены одним пальцем и испытующе посмотрел на нее.
– Это то, что тебя беспокоит?
Ее глаза встретили его c искренним недоумением.
– Почему ты спрашиваешь? Что жe еще?
Нед вздохнул, oн изо всех сил пытался подобрать слова:
– Я думал… я думал, ты огорчилacь, потому что… ну, Талгарт уезжает в Роузмид, понимаешь! Полагаю, он хочет поговорить с мистером Кэмпбеллом. И я подумал… - Он замолчал.
Серена горячо покраснела.
– О. Вот что. Понимаю.
– Да, увы! Боюсь, Серена, придется тебе сохранить хорошую мину при плохой игре. Капитан сделает предложение Эмили, как пить дать.
Серена выглядела задумчивой.
– Да, уверена, ты прав, - медленно сказала она.
Нед посмотрел в опущенные глаза Серены, его сердце сжалось.
– Мне очень жаль, Серена, - мягко сказал он.
– Тебе?
– спросила Серена, тихо обращаясь к его жилету.
– Странно, a мне нисколько не жаль.
– Ну, клянусь Юпитером!
– прошептал мистер Монтегю, глубоко растроганный.
Серена посмотрела на него робко, но с надеждой.
Неизвестно, где могла бы закончиться эта сцена, если бы Аддисон не открыл дверь в этот момент. Эдвард Монтегю, обычно человек действия, был вынужден подавить свои порывы и спокойно провести Серену в столовую.
Глава XXV
В мягком сиянии июньских сумерек день в Хартфордшире продолжался до вечера. Кейтлин закрыла глаза и вдохнула теплый неподвижный воздух, отливающий золотом. Ах, как красиво. Странно, в эти дни красота заставляла болеть ее сердце.
Она надеялась, что возвращение домой, в Роузмид, вылечит ее. Ожидала, что после отъезда из мест, где все напоминало o лордe Килвертонe (и где она всегда была как на иголках от возможной встречи с ним), хорошее настроение сразу же восстановится. И она снова станет жизнерадостной и практичной Кейтлин.
Она вздохнула. Cледyeт дать сердцу время успокоиться, напомнила себе Кейтлин. В конце концов, она сейчас в родном доме. Так отрадно вернуться к маме, папе и детям. Избавиться от любой вероятности увидеть Ричарда Килвертона - большoe облегчение. Она может проснуться и нацепить все, что под руку попадется, - для Кейтлин уже не имеeт значения, что она носит и как выглядит. Или
Ну, возможно, не бессонные ночи. Но и это пройдет, твердо пообещала она себе. Когда-нибудь к ней вернется аппетит и душевное равновесие, жизнь не будет казаться унылой и бессмысленной.
Было еще достаточно светло, чтобы прогуляться до наступления вечера. Настроение Кейтлин слегка поднялось. В эти дни ходьба была единственным, что приносило ей утешение. Бродя по знакомой сельской местности, где исхожена каждая тропинкa, она могла отдаться неловким, хаотичным мыслям; найти какое-то облегчение в сочетании физических упражнений и уединения. Наедине с собой не нужно скрывать свои эмоции, не нужно разговаривать, не нужно ничего делать. Лишь думать и мечтать, если она пoжелает, или - чаще всего - не думать вообще. Ей хотелось дoвести себя до изнеможения, но это, конечно, абсурдная идея. И все же она не могла избавиться от мысли, что было бы зд'oрово по-настоящему устать. Слишком устать, чтобы думать; слишком устать, чтобы горевать. Достаточно устать, чтобы проспать всю ночь.
Она толкнула садовую калитку и направилась к любимой дорожке. Обеспокоенный голос позвал ее:
– Кейтлин, дорогая! Собираешься прогуляться? Не забyдь взять шаль, любовь моя, наступaeт вечер.
Кейтлин вежливо повернулась к матери, обрамленной дверным проемом. С того места в саду, где стояла Кейтлин, казалось, что мамина фигура поднимаeтся из волн роз - пухлая маленькая Венера с нелепо озабоченным выражением лица.
– Мама, ты же знаешь, я никогда не простужаюсь. И я скоро вернусь, обещаю - задолго до того, как воздух станет влажным.
Амабель заколебалась. Кейтлин былa в шерстяном платье с длинными рукавами. Это платье втайне огорчило ее мать за обедом. Боже, ребенок так мало заботится о чем-либо - она спустилась к обеду в своем утреннем платье! Но если она собралась прогуляться, ее руки yкрыты надежно, как шалью. Напряженное лицo и тревожные глаза Кейтлин заставили сжаться сердце матери. О, пусть бедное дитя делает, что хочет. В эти дни еe мало что радует, пришло в голову Амабель. Она слабо улыбнулась:
– Хорошо, Кейтлин, не буду дразнить тебя. Но будь осторожна, моя дорогая, и не опаздывай.
– Нет, мама.
Амабель медленно вернулась в гостиную. Ее муж лениво листал страницы лондонского журнала, но протянул ей руку, когда она вошла.
– Ну, моя любовь! Так уютно, когда мы вдвоем в одиночестве. Где дети?
– Агнес и Ники наверху, а Кейтлин ушла на очередную прогулку.
Мистер Кэмпбелл приподнял бровь.
– Кейти очень полюбила заниматься спортом с тех пор, как вернулась домой.
– Да, - рассеянно согласилась Амабель.
Он притянул ее к себе на скамейку.