Нищий и принцесса
Шрифт:
– Что за дерьмо ты куришь?
– начинает кашлять сильней и отбрасывает сигарету в сторону.
Я провожаю взглядом удаляющийся маленький, красный огонек.
– Ну что глазами хлопаешь?
– злобно цедит блондинка, - Забери мою сумку и я пойду. Или может мне сначала стоит немного поохать и поахать для правдоподобности?
– Ты безбашеная или бессмертная?
– я и правда растеряно хлопаю глазами.
– А чего мне бояться?
– Барби опять ехидно лыбится.
– Например, этого, - я пожимаю плечами.
Одним резким движением я обхватываю ее за плечи, разворачиваю
– И все таки, страшно, - внимательно смотрю в ее ледяные, серые глаза, а потом ежусь от тупой боли в области живота.
Опускаю правую руку, которой держал блондинку за шею, слегка отстраняюсь, но не освобождаю ее полностью, веду глазами вниз и издаю грустный смешок. Что за день! Барби зажимает в кулаке небольшой складной нож-бабочку, упирая его в меня, под самые ребра. Холодная сталь не режет, но неприятно давит через свитер.
– Надо выше, в сердце, - говорю полушепотом и все еще ее держу.
– Да кому сдалось твое сердце?
– она резко меня отпихивает назад и демонстративно, брезгливо отряхивается, - Давай сюда свои вонючие сигареты!
Я устало цокаю, мотаю головой, лезу в пуховик и опять протягиваю ей пачку. На этот раз не помогаю прикурить, блондинка сама с этим прекрасно справляется. Она снова морщится, но сигарету не выбрасывает, а потом оправляет мою пачку в свой карман.
– Конфискация, - давится дымом и шагает вдоль вагончика, я медленно плетусь за ней.
Кажется, мне поплохело и рану не мешало бы чем-то заклеить, чувствую, как меня начинает шатать.
– Ну всё, гуманоиды, меня наказали!
– начинает ядовито и борзо вещать издалека, - Верните сумку!
Подойдя ближе издаю грустный всхлип, гоблины уже вытряхнули ее содержимое на колени Боряну и вертят в руках помады, расческу, стеклянную колбу с какими-то духами, а Гвоздик крутит перед носом упаковку тампонов.
– Оставь на память!
– рычит блондинка и принимается сгребать все назад.
Пацаны тревожно на меня смотрят, я недовольно киваю и наблюдаю за тем, как яростно застегивается железный замок и Барби поднимается во весь рост.
– А деньги где?
– говорит очень жестко.
В воздухе висит ледяное молчание, на меня вопросительно смотрят пять пар глаз и я снова цокаю и отмахиваюсь.
– Да отдай…
– Ну Скворец, - жалобно пищит Гвоздик.
– Отдай, и пусть валит.
Он нехотя лезет в трико и шуршит скомканными бумажками, хамка выбивает купюры из его кулака и отправляет их в тот же карман, что и мои сигареты и, не прощаясь, движется туда, откуда они пришли. Гвоздик сразу нервно дергается.
– Там четыреста пятьдесят!
– он почти визжит, - Ее только три сотки! Стой, сука, верни мне мои деньги!
Блондинка не разворачиваясь показывает ему средний палец, высоко задрав руку над головой. Гвоздик пытается броситься в погоню,
– Что я тебе говорил, Артемка?
– агрессивно цежу сквозь зубы, - Телок не трогать! Не бить, не разводить, не лазать по сумкам!
– Да она же сама… Мы же сначала просто проводить хотели!
– бормочет обиженно, - Тут же и убить могут!
Отпускаю Гвозика, задираю свитер и смотрю на тонкую красную полоску под ребрами с выступающими каплями свежей крови.
– Такая сама убьет кого хочешь, - смахиваю капли и возвращаю край свитера на место, - В общем, вы меня поняли, баб не трогайте. Если эту еще раз увидите, посмотрите куда она ходит.
– Че, понравилась? А как же Чума?
– загоготал Федька, поймал мой яростный, недобрый взгляд и сразу заткнулся.
– Водяру- то принесли?
– встревает Хмурый.
– Принесли, - отвечает Ржавый.
– Тогда спиртуемся! Сначала снаружи, потом внутрь!
Я снова сажусь на бревно и смотрю как трещит огонь.
Глава 3
Стелла
За последние несколько месяцев я поняла: умереть не страшно, страшно жить, когда не знаешь, что ждет тебя дальше. Недавно я встретилась лицом к лицу с вороватыми гопниками и совсем не испугалась. На минуту представила, что буду лежать мертвым телом где-нибудь в сточной канаве и почувствовала облегчение. Это лучше, чем пресмыкаться и молить о пощаде. Это лучше, чем смотреть в глаза одноклассникам и гадать, знают ли они о том, где сейчас моя мама, должны ли мы денег кому-нибудь из их родителей, не придут ли органы опеки прямо в школу, чтобы о чем-нибудь меня расспросить. Это лучше, чем два раза в неделю ночевать в вонючем клоповнике, брызгать колючее одеяло мамиными духами, чтобы хотя бы с закрытыми глазами мне казалось, что я дома. Это лучше, чем дергаться от любого звонка, ведь в последнее время меня преследует паранойя, что она тоже может с собой что-нибудь сделать. Но я пока не совсем железная леди и несколько дней назад все таки испугалась.
Нам заменили зверушку. Воровку Селиванову, которая утащила и так и не вернула мой браслет, отправили назад в интернат, но долбанная губернаторская программа все еще держала место для какого-нибудь оборванца в нашей частной гимназии, и нам прислали новую. Еще хуже предыдущей. Низкорослая пигалица Василиса Чумакова была не из робкого десятка, мы сцепились у самого порога. Эта рвань сразу же полезла в драку и пыталась вырвать мне волосы. Выскочек нужно ставить на место, но все наши попытки подраться купировали Гофман и Антоша, а потом на меня кто-то настучал и меня вызвали к директору. Без поддержки родителей я теперь никто и мне пригрозили, что если я еще раз обижу бедную девочку, могу отправляться в обычную школу. И я бы отправилась, чтобы не дергаться и не думать, что говорят у меня за спиной. Но уйти из школы с пятидневным проживанием, означает отправиться к Зине и ее отвратительному сыночку на постоянку, как минимум еще на два месяца. А куда идти потом? Сразу к Абрамовым? Думаю об этом и снова ежусь.