Нить в прошлое
Шрифт:
— Воруют-воруют. Интендантские генералы и адмиралы жируют на поставках для армии и флота. Да и чиновники пониже и пожиже воруют. Воруют все. Ха-ха…
— Зря вы так, Александр Викторович. Не все воруют. Кто-то и свои деньги вкладывает. Вон, государь из своих порой жалование гвардии платит.
Санька отмахнулся.
— Ой, только не надо. Доходы нужно увеличивать! Такая страна! Столько ресурсов! Про уголь я уже сказал. Сейчас нефть будет востребована. И прежде всего вашими кораблями. Нужно срочно решать с откупом и разрешать частную нефтедобычу. Тем же Нобелям предложить. Они предприниматели хваткие. Если позволите, я сам с ними могу поговорить. Покажу чертежи
— Вы меня просто шокировали своим рассказом про батюшку и братца. Не верится, честно сказать.
— Про себя, — Санька коварно улыбнулся и чуть прищурил левый глаз, — не хотите услышать?
— Увольте-увольте! — замахал руками князь. — Мне достаточно услышанного про винтовые корабли.
— Ну, как знаете, — хмыкнул Санька.
— Только не послушается вас батюшка, — вздохнул князь. — И про крестьян не пслушается. Мы с Сашкой говорили ему, да и третье отделение писало, что крестьянские бунты, пока подавляемые, могут перейти в более серьёзное противодействие. Особенно, если начнётся война. Крестьяне ослеплены желанием «свободы». Вроде уже и не притесняет их никто, а всё равно. Требуют отмены крепостничества. А государь не решается.
— Вот и доведёт страну до цугундера. Если сейчас не сделаете то в шестьдесят первом голу будет уже поздно. Хотя… Поздно уже сейчас. Хоть государственных крестьян перестали отдавать помещикам вместе с землями. А! Ладно! Моё дело маленькое! Думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь.
— Что иметь? — не понял Санькиного юмора Константин Николаевич.
— Державу и самодержавие. Я, короче, вам дам книжек, атласов. Изучайте свою историю и решайте сами, как вам жить дальше. Я, наверное, на обратный путь лягу, а вы пообщайтесь с императором, братом… Глядишь, что-нибудь и надумаете. Но на Дальний Восток, мой совет, пока не лезьте. И казаков с Сибири пока не переселяйте. Току от них, как с козла молока. Крестьян туда надо, Которые землю обрабатывать будут. А пока крепостничество не отмените, никто туда не поедет.
— Да, как помещиков без крестьян оставить?
— И ты, Брут? — вздохнул Санька.
Остаться на Балтике Великий князь Саньку «уговорил» и обещал приложить максимум усилий, чтобы убедить отца-самодержца в необходимости отмены крепостничества и других реформ. На что Санька пожал плечами, чуть дёрнул уголком губ и рекомендовал не тянуть с поездкой в Питер, «а то у меня китайцы расшалились не на шутку».
В Китай Санька периодически отлучался и особой нужды в его присутствии там не было, но придать себе значимости в глазах второго сына Российского Императора было необходимо. Тем более, что всё равно сказанное будет записано в дневнике, потом переложено в форму отчёта и доложено «наверх». Имеется у царствующих особ сейчас такая привычка, — фиксировать для потомков сколько ворон настелено за день.
Однако, Санька сразу предупредил князя, что дальше Кронштадта он и «шагу не ступит» ибо не хочет «куковать» во льдах до мая. Санька не стал сообщать князю, что его корабль имел возможность «ледового хода» при толщине льдов до восьмидесяти сантиметров. Зачем кому-то знать характеристики его боевого корабля? Что знают двое — знает и свинья.
Князь сначала даже обиделся тому, что Санька не горит желанием встретиться аж с целым императором Российской Империи, но Саньке, действительно, было фиолетово на чужие регалии. Он уже, честно говоря, был не рад, что выбрал это время и то место, а так же то, что был вынужден ввязаться в политику. Сидел бы сейчас
Как не опасался Санька всевозможных инсинуаций со стороны вспыльчивого самодержца, но таких не последовало. Царь и император всея Руси скромно поднялся по трапу и принял как должное выстроенных в его честь офицеров, одетых в парадные шинели, опоясанные жёлтыми офицерскими ремнями с кортиками.
Царь был в шубе, уже морозило до минус двадцати, в шубах были и сопровождавшие его сыновья. Кроме трёх высших особ царствующего дома Санька никого на корабль не приглашал и был доволен тем, что его условий придерживались.
— Стол накрыли у него в каюте и стол не ради чревоугодия, а ради разговора. Из напитков присутствовали: коньяк, водка, виски, кофе и чай, из снеди: несколько видов сыров, колбасные нарезки, оливки, шоколад, сушки-бублики, разных видов роллы с имбирём и соевым соусом. Лежали палочки для еды расписанные иероглифами. На них сразу было обращено внимание и царь спросил.
— Вы, Александр Викторович, действительно выгнали голландцев из Нагасаки?
— Действительно выгнал, Николай Павлович. И не просто выгнал, а уничтожил их торговую факторию вместе с её обитателями.
— Вы такой жестокий? — усмехнулся государь. — Вам их не жалко? Они же простые торговцы.
— Эти простые торговцы вывели под ноль коренное население островов Пряностей. Слышали про такие?
— Про острова Пряностей? Слышал. Это на востоке от Индии.
— Совершенно верно. А как англичане поступают с индусами и китайцами? А французы? Сейчас они собираются угрожать Японии. Им всем нужны Японские порты.
Николай Павлович переглянулся с сыновьями и кашлянул в кулак.
— Мы, собственно, тоже интересуемся портами на Японских островах, особенно тех, что не замерзают. Сейчас там должны развиваться основные события.
— Они и будут развиваться, но без вас, Николай Павлович. Без Российской империи. Пока. Дет эдак двадцать-тридцать-сорок…
— По чему так? — спросил император. — И кто так решил?
— Решил так я. Почему? Потому, что знаю, чем это могло для вашей империи закончится.
— И чем же? — лицо царя посерело, хотя ни губы, ни брови не дрогнули.
— Выдержанный дядька, — подумал Санька.
— Позорным поражением в русско-японской войне и революцией, приведшей к краху самодержавия и расстрелу царской семьи. А до этого к поражению в Крымской войне, приведшему к вашему самоубийству, и убийству вашего сына Александра, ставшего царем-освободителем крестьян от крепостничества.
— Вы безжалостны, — сказал, покачав головой государь.
— А почему я должен кого-то жалеть? Тем более вас? Вы, своей нерешительностью, смешанным с либерализмом, довели страну до «цугундера». Это ведь вы сказали на заседании Государственного совета: «Нет сомнения, что крепостное право, в нынешнем его положении у нас, есть зло, для всех ощутительное и очевидное, но прикасаться к оному теперь было бы бы злом, конечно, ещё более гибельным… Покойный император Александр в начале своего царствования имел намерение дать крепостным людям свободу, но потом сам отклонился от своей мысли, как совершенно ещё преждевременной и невозможной в исполнении. Я также никогда на это не решусь, считая, что время, когда можно будет приступить к такой мере, вообще очень ещё далеко… Но нельзя скрывать от себя, что теперь мысли уже не те, какие бывали прежде, и всякому благоразумному наблюдателю ясно, что нынешнее положение не может продолжаться навсегда».