Нити Данталли
Шрифт:
— А вы ведь хорошо знаете этого данталли, жрец Колер, — прищурилась она, решившись на крупную ставку. — Похоже, охота за ним идет давно, вы успели изучить его повадки и искренне опасаетесь этого монстра. Вы уже сталкивались с ним прежде. Более того: имя вы тоже скрываете не без умысла. Кто он?
Лицо Ренарда заметно напряглось.
— Задам другой вопрос, — прищурился Бенедикт. — Отчего это так важно для вас?
Аэлин не отступила от своей роли.
— Охотно отвечу, — кивнула молодая женщина. — И начну с вывода, который приходит мне в голову. За этим данталли охотитесь именно вы и впервые за много лет, насколько мне известно, прибегаете к помощи другого отделения Культа.
Ренард Цирон напрягся, как струна. Колер также изменился в лице, пронизывающе глядя на свою гостью.
— Вы либо неплохо осведомлены, либо догадливы, леди Аэлин, — голос Бенедикта сделался холодным, в нем зазвучала сталь. Казалось, рука вот-вот потянется к мечу. Молодая женщина заговорила с еще большим жаром, надеясь выиграть на своей крупной ставке.
— Так это он? — почти воскликнула она. — Анкордский кукловод? Умоляю, жрец Колер, скажите, что Тарт благоволит мне, и мы охотимся на него! Скажите, что это действительно так, и у меня появится шанс поквитаться с существом, разрушившим мою жизнь! Ведь именно он поспособствовал полному разорению моей земли анкордской армией!
Как ни странно, Аэлин удалось вложить в свои слова достаточно ненависти, хотя сейчас она понимала, что и близко не чувствует к Мальстену Ормонту ничего подобного.
Бенедикт оценивающе цокнул языком.
— Вы сказали, что родом из Калли…
— Я сказала, что я из Калли, да. Но вы спросили, откуда я, а не откуда родом. После разорения дэ’Вера страшными сражениями, мне и… остаткам моей семьи пришлось бежать, и обосновались мы в Калли.
— Так вы леди Аэлин Дэвери, — с кривой улыбкой кивнул Колер, соглашаясь сам с собой. — У вас ведь довольно редкое имя, мог бы и догадаться, узнав, что вы из Ларии. Охотница с трудом сдержала победную улыбку, чувствуя, что жрец, наконец, начал доверять ей. Она с вызовом посмотрела в его глаза и невесело усмехнулась.
— Вы либо неплохо осведомлены, либо догадливы, Бенедикт, — прищурилась молодая женщина. На лице Ренарда растянулась оценивающая улыбка. Слепой жрец повернулся к Колеру, и Аэлин готова была поклясться: это выглядело так, будто Ренард действительно может смотреть на своего брата даже при отсутствии зрения. Бенедикт, в свою очередь, также оценил поведение гостьи по достоинству, и даже то, что охотница обратилась к нему по имени, не смутило и не разозлило его, а лишь подогрело азарт.
— Я неплохо осведомлен, леди Аэлин. По долгу службы, — Бенедикт, прищурившись, сложил руки на груди и тут же поморщился. — Той самой службы, на которой анкордский кукловод, ускользнувший от нас шесть лет назад, до сих пор является темным пятном. Полагаю, у вас будут ко мне вопросы
— Как ни странно, я все поняла, — миролюбиво заметила охотница. — Если бы выяснилось, что данталли скрылся, война, подходящая к концу, разгорелась бы с новой силой из-за нарушения Вальсбургской Конвенции. Казнив кукловода, пусть и фальшивого, и уничтожив его марионеток, вы приблизили мир на Арреде.
Лицо Бенедикта подернулось тенью, однако в глазах впервые мелькнуло усталое, измученное и благодарное выражение. Похоже, слишком нечасто действия самого жестокого палача Арреды трактовали так.
— Вам нехорошо, Бенедикт? — заботливо спросила женщина. Колер качнул головой, невесело усмехнувшись.
— Нет, нет, все в порядке. Просто весьма редко мои тогдашние действия понимают верно, так что я благодарен вам за проницательность. Без шуток.
— Мне трудно мыслить иначе. Конец войны ознаменовал и освобождение дэ’Вера. Так что это я должна быть благодарна вам за то, на что вам пришлось пойти шесть лет назад.
Колер вздохнул.
— Что же, дорогая госпожа охотница, боги, пожалуй, действительно свели нас здесь, чтобы вы могли поквитаться за прошлое. И кто я такой, чтобы противиться их воле!
Аэлин продолжала внимательно смотреть в устрашающие глаза жреца Колера, не говоря ни слова. Сейчас, заручившись зачатками доверия потенциального палача Мальстена Ормонта, она боялась задуть их, как робкое пламя свечи, одним неверным словом.
Беседу прервал Иммар, явившийся в гостевой домик с корзиной разнообразной снеди. От волнения Аэлин вдруг потеряла аппетит, однако понимала, что должна заставить себя отобедать с врагами, чтобы не потерять полученное шаткое доверие. Охотница прекрасно видела, что Колер, каким бы фанатиком он ни являлся, на деле весьма неглуп. Единственным преимуществом Аэлин было то, что, похоже, знаменитая троица из Красного Культа Кардении даже не полагала ее сообщницей Мальстена.
— Угощайтесь, дорогая, — дружественно улыбнулся Бенедикт, пододвигая к гостье корзину и первым извлекая оттуда краюху хлеба. — Нам еще многое предстоит обсудить, и делать это лучше на сытый желудок.
Когда Мальстен открыл глаза, за окном уже смеркалось. Данталли приподнялся на локтях и оглядел комнату: Аэлин нигде не было. Похоже, она так и не возвращалась в трактир. Мальстен с трудом отогнал от себя опасливые мысли, что охотница решила продолжить путь в одиночку, несмотря на свои заверения об отсутствии таковых планов.
Бегло осмотрев рану под повязками, данталли поднялся с кровати. Ноги все еще были налиты чугунной тяжестью, но чувствовал себя Мальстен вполне сносно. Хотелось есть, что уже было хорошим знаком.
Запасов у путников почти не оставалось: лишь несколько ломтиков солонины и пара кусков зачерствевшего хлеба. Данталли тяжело вздохнул и, борясь с жадностью, вкрадчиво нашептывающей, что нужно съесть все, чтобы восстановить силы, разделил скромные запасы пополам и, как можно медленнее, чтобы насытиться, съел свою половину. Затем он почти полностью осушил свою флягу с водой и задумчиво посмотрел в окно на погружающийся в сумерки Олсад.
На улице то и дело слышалось беспокойное ржание лошадей, и данталли с досадой подумал, что, если местные жрецы Культа догадливы, они могут заподозрить неладное в поведении животных.
«Проклятье, это ведь и впрямь может меня выдать. Надо бы уходить отсюда…»
Стоило подумать об этом, как рана, словно бы противясь желанию двигаться дальше, неприятно заныла. На боль вполне можно было не обращать внимания — она не шла ни в какое сравнение с расплатой, даже самой легкой — но поведение раны служило невольным напоминанием о слабости. Если швы разойдутся, долго Мальстену на ногах не продержаться. Нужно время. Нехотя признав плачевность своего состояния, данталли решил дать себе на восстановление хотя бы те часы, пока Аэлин будет отсутствовать.