Нити разрубленных узлов
Шрифт:
Я принял любезное приглашение, мимолетно отметив, что лошадей у козел не две, а три. Причем третья была не впряжена, а всего лишь привязана за длинный повод. Запасная? Скорее всего. Вот только для какого случая предназначен такой запас?
На обитых потрескавшейся кожей сиденьях лежали тонкие, но довольно мягкие тюфяки. Правда, они все же не особенно сберегли наши задницы, пока копыта лошадей цокали по городской брусчатке, а вот когда коляска выкатилась на не менее твердую, чем камень, зато ровную степную дорогу, стало намного удобнее. Даже уютнее. Но в сон не потянуло,
– И за какой надобностью вы едете в Катралу? – спросил я, бесцеремонно разглядывая навязавшегося попутчика.
– За исполнением желания, – ответил тот, и мне стоило большого труда удержать на лице равнодушное выражение.
– Какого, если не секрет?
– Я хочу защищать людей от… – Он помедлил, словно старался подобрать нужное слово, но, когда закончил фразу, стало понятно, что пауза была вызвана совсем другой нуждой. Необходимостью набраться смелости для откровенного ответа: – От демонов.
Я приподнял бровь, не слишком соображая, в каком тоне следует продолжать беседу после подобного признания, но юноша сам помог мне, горько усмехнувшись:
– Думаете, что я безумен? Как пожелаете.
С этими словами он откинулся на спинку сиденья и плотнее запахнул плащ, в который зябко кутался, несмотря на жару.
Совсем молодой, лет восемнадцати или девятнадцати, не больше, с редкими усиками над верхней губой и полным отсутствием бороды на упрямо выпяченном подбородке. Русые волосы подстрижены коротко, но не слишком ровно, словно не были доверены ножницам цирюльника. Глубоко посаженные глаза не поймешь какого цвета смотрят угрюмо и чуть затравленно. Плащ кое-где залатан, причем заплатки располагаются в местах, вызывающих вопросы о происхождении прорех. Кого же я, на свою голову, взял в попутчики?
Натти убедительно притворился, будто задремал, но пальцы скрещенных на груди рук все же оставались напряжены, даже костяшки чуть побелели. Он явно что-то хотел мне сказать тогда, еще до отъезда. Что-то достаточно важное и касающееся странного юнца. Только не успел. И как его расспросить теперь? Не останавливать же коляску и не уходить подальше в степь?
Лобастая кошачья голова заскользила под вспотевшей ладонью, и я переложил посох в другую руку. Что ж, придется надеяться на словоохотливость незнакомого попутчика.
– Не сочтите мое удивление оскорбительным, но… Демоны? Это еще кто такие?
Юноша недоверчиво вгляделся в мое лицо, словно ища подвох.
Не нашел.
– О них известно только избранным.
– Но вы сказали, что хотите защищать людей. От этих самых демонов. Значит, они опасны?
Он утвердительно кивнул.
– Они убивают?
Юноша мотнул подбородком:
– И убивают тоже, но… Не только. Да и не главное это. Все люди изначально равны перед Божем и Боженкой, а демоны делают так, что кто-то возвышается над другими.
– Возвышается?
– Получает невероятную силу и прочие способности, недоступные обычному человеку. Но ведь это неправильно! – Последнюю фразу он почти выкрикнул,
А ведь в его словах что-то есть. Возможно, спорное, но в некотором роде притягательное. Заманчивое. Когда-то давным-давно так и было, если верить легендам. По крайней мере, в военачальники выходили те, кто умел сражаться лучше прочих. И мастеров всегда ценили по их работе. Сейчас, правда, тоже ценят, и все же…
Перед глазами промелькнул призрак некрасивой девушки, присланной своей хозяйкой, чтобы обеднить мир на одну талантливую и знающую травницу. Ценят, да уж! В первую очередь себя и свои надобности. Или капризы. К тому же у справедливости, о которой упомянул русоволосый, имелась неприглядная оборотная сторона.
– А как быть тому, кто обладал и силой, и смелостью, но по стечению обстоятельств или чужой воле лишился и того, и другого?
– Вы говорите о себе? – догадался юноша.
– Пусть так. О себе. И как же мне быть? Смириться?
– Все в мире делается по воле божьей, и только по ней. И если что-то отнимается велением небес, то можно хотя бы помнить о том, чем владел. И помнить, что кто-то и вовсе был лишен подобных даров.
Он старался говорить спокойно, но все равно в каждом слове чувствовался какой-то странный надрыв, словно юноша старается уговорить себя самого. Вот только на что?
– Кто-то и вовсе лишен…
Тихий шепот растворился в стуке копыт, и, поскольку продолжения разговора не последовало, я волей-неволей начал прислушиваться к звукам снаружи. Надо сказать, таковых было немного: шум лошадиного бега, поскрипывание колес и шелест полотна, спасающего седоков в коляске от солнца. Да и что еще можно услышать в степи? Может быть, картинка окажется увлекательнее?
Я приподнял полог, выглядывая наружу, и изумленно открыл рот, увидев, как возница пересаживается с козел на бегущую рядом лошадь, отвязывает поводья и, ударив пятками по лоснящимся бокам, удаляется от коляски, охаживая бока животного тем самым длинным концом шарфа. Потом всадник резко забрал влево и быстро исчез за полосой высокой, хотя и жухлой травы, а вышколенные упряжные продолжили как ни в чем не бывало бежать дальше.
– Что за…
– А? – приоткрыл один глаз Натти.
– Кажется, у нас неприятности.
Юноша тоже встрепенулся, заметно бледнея:
– Что-то случилось?
Не тратя сил и времени на описание своего недоумения, я перебрался на переднее сиденье и откинул полог, показывая всем пустеющее место возницы.
– Ого! – присвистнул рыжий.
– Ага. Он сбежал.
– Куда? И зачем? – спросил юный борец с демонами.
– Хотел бы я это знать.
– Ну править-то и я сумею, – успокоил Натти, перелезая на козлы. – Да и не нужно ими править, – с некоторым недоумением сообщил он чуть погодя. – Сами дорогу знают.