Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать
Шрифт:
– Ну, Васек, ты у нас интеллигент!
– Вася, ты, что, завязал?
– Вась, а Вась, зайди ко мне, я тя угощу, если уже денег даже на пузырь не можешь заработать.
– Хорошо, - сказал я, когда смех поутих.
– Десять поллитровок в неделю, да?
– Ну, это перебор. Это не всегда, только ежели праздники. А так, ну шесть, ну семь пузырей…
– Пусть будет поллитра на день, идет?
–
– Так вот, слушай.
Я пересказал кратко тот расчет, который был приведен выше:
– За год воздержания от выпивки можно приобрести ракушечник на хороший дом. Еще год не потребляй ее или потребляй умеренно, и на другие стройматериалы наберешь. Еще годик – и дом готов. Ну, как?
Не вполне еще пьяные мужики молча смотрели на нас, потом один из них взял листок бумаги с простыми расчетами и долго глядел на них.
– Да, так и получается, - задумчиво и без ерничания произнес он, возвращая мне листок.
– Оставь себе, - сказал я, довольный произведенным впечатлением. – Может пригодится.
– Ну, пойдем, - сказал все время молчавший мой товарищ.
Он протянул руку Васе, потом тому, который сложил листок с расчетами и спрятал в карман, потом обменялся рукопожатием и с остальными. То же сделал и я, не сдерживая ухмылки.
Василий решил, видно, сказать нам, татарам, приятное:
– Правду говоря, хороший у вас народ, трудолюбивый. Про дома мы не со зла говорим.
– Это мы от зависти, - хохотнул другой, и добавил: - Нет, ты не подумай. Вот у нас один из ваших работает, любую просьбу выполнит как надо. Отличный механик.
– Это ты про Акима?
– встрял в разговор третий. – Да, Аким у нас чемпион…
Ему не дали договорить, опять загремел смех из четырех здоровых глоток.
- Чемпион! Любого из нас перепьет! Ты ему бы про поллитровки рассказал!
Мужики весело гоготали.
Улыбнулись и мы, хотя ничего веселого не было в том, что наши парни тоже порой приобщаются к этой мерзкой водяре.
– Слушай, - говорил Керим своему дяде, продолжая начатый разговор, - ведь в Узбекистане русские люди совсем другие, а? Работящие, тоже пьют, но в меру,. Вот отец моего школьного товарища, вернулся с войны раненым, сумел хороший дом построить, сына родил и воспитал. Правда, он не православный, баптист он. Но разве это имеет значение?
– Значение имеет то, что русские в Узбекистане из тех, кого раскулачивали, - ответил Ибраим. – Ну а в Крым из России завезли тех, кто раскулачивал, да еще и при советской власти не сумел устроиться на своей родине. Перекати-поле, одним словом.
– А как они Крым испоганили за эти годы! – и тут Керим рассмеялся. – Я вспомнил, как читал в очередной мерзкой книге, что воды в Крыму не хватает по вине татар. Татары, оказывается, очень любят козлиное молоко – ты слышишь? –
– Вот неумелые фантазеры! – захохотал Ибраим, на что Керим возразил:
– Эти люди, пишущие всякую чушь по заказу, прежде всего не уважают своих же читателей. Где логика в том, что наш народ, тысячелетиями хозяйствовавший в Крыму, способствовал тому, что не стало здесь воды после нашего выселения, а?
– Кстати, мы разводили в основном овец, а коз завели здесь послевоенные пришельцы, которые коров прокормить не могут!
– Ибраим весело смеялся.
– Ты знаешь, Ибраим-эмдже, что написал о Крыме русский поэт Волошин? Он написал, что после захвата Крыма Россией «народ ушел, источники иссякли, нет в море рыб, в фонтанах нет воды». И это он написал еще в двадцатых годах. Что он написал бы сегодня?
– Вот честный русский человек! С такими русскими я ходил в разведку и опять пошел бы! – воскликнул Ибраим. – Между прочим, мне мой дед говорил, что по рассказам стариков раньше рыбы в Черном море было, действительно, больше. Все правильно написал этот…, как его?
– Волошин.
– Да, Волошин. Настоящий человек! Его сейчас печатают?
– Печатать-то печатают, и поэму «Дом поэта», откуда эти строчки, тоже напечатали. Но эти и другие строки очень уж коробят душу некоторым российским деятелям культуры. В предисловии к книге известный советский поэт обвинил Волошина, что он написал добрые слова о крымских татарах не искренне, а был подкуплен ими.
– Да ну? Неужели поэты так друг друга оскорбляют?
– Еще как!
Керим напомнил своему дяде о Пастернаке, которого затравили после получения им Нобелевской премии. А Ибраим в ответ рассказал своему племяннику о том, как до войны татарские писатели ругали в газетах и в журналах старого поэта Бекира Чобан-заде и молодого Эшрефа Шемьи-заде…
Так в невеселых разговорах и доехали до места назначения.
Глава 14
О том, что Февзи уже не имеет прописки в Питере,зналтолько Олег, даже Володя не был о том уведомлен. Но был он недавно уведомлен в том, что его протеже Февзи относится к неблагонадежной нации и должен быть уволен. Информацию об этом бедный Володя воспринял очень болезненно, протестовал, подготовил отчет о работе группы, в котором заслуги Февзи были выпячены и даже преувеличены.
Под новый год Февзи приехал в Ленинград по вызову руководства. Он после того разговора с Дим Димычем догадывался, зачем его вызывают. Перво-наперво Февзи встретился с Володей. Володя очень грустно уведомил своего друга о намерении руководства уволить его.
– Но я согласия на это не даю, - решительно заявил Володя.
После появления Февзи в отделе давление на Володю усилилось. Апелляция его к высшему руководству учреждения ничего не дали, так как этому высшему руководству был представлен секретный материал, касающийся личности защищаемого Володей начальника старокрымской базы. В парткоме и самому Володе сообщили некоторые сведения, касающиеся Февзи, «скрывавшего свое крымско-татарское происхождение». Володя взбеленился было, стал что-то горячо говорить об интернационализме, о конституции. В ответ ему без обиняков сказали, что, противопоставляя свое неправильное понимание текущих задач требованиям времени, он не может рассчитывать на сохранение должности руководителя научной группы.