Низкая походка 4
Шрифт:
– Якоб, ты зачем пришел? – услышал я девичий голос.
– Меня об этом попросил наш архивариус. Он тебя потерял и сразу подумал, что ты, может, снова…
– Нет, я не пропала. Я просто себя… не чувствую хорошо.
Так неуверенно подобное сказать надо умудриться. Интересно, купится ли парень на подобную ложь.
– Джоан… Ну у нас и так людей не хватает. А ты вот делаешь…
– Якоб, если я могла придти на работу, то пришла бы. Я просто на самом деле… Мне нужно свободное время, чтобы разобраться с одним делом…
– Ты с ума сошла? Архивариус
– Якоб… Давай без этого. Мне на самом деле нужно время. Передай ему, что я точно приду обратно через… дней десять.
– Чего!? Ты реально дура… Тебе же ни медяка не заплатят! Десять дней… Ещё и выгонят с работы. С тобой точно всё нормально?
Я даже усмехнулся. С такой интонацией лицедеи изображают любовников, что заботятся о любимой. Хотя, может, тут без всякой шутки чувства имеются. Не удивлюсь.
– Нет, я не сошла с ума, Якоб! Так ты передашь архивариусу мои слова?
– Какие? – уже с интонацией дурака спросил парень.
– Чтобы он дал мне десять дней, – терпеливо ответила девушка.
– Да он же даже меня с говном съест! – уже с откровенной паникой сказал парень, – А потом ты ещё с голоду подыхать начнешь…
– Якоб, пожалуйста. Я реально очень болею, – с легкой дрожью в голосе сказала девушка.
Я услышал какой то вздох, с силой достаточной, чтобы мне показалось как створки слегка скрипнули из-за него. Потом голос парня сказал:
– Завтра меня ждет сцена бродячего цирка…
– Спасибо, – с облегчением сказала девушка.
– Ладно… Тогда увидимся потом?
– Ага… Пока, Якоб.
– Пока, Джоан.
Дверь закрылась. Как только задвижка зашла в своё гнездо, я мигом запрыгнул обратно в комнату и закрыл ставни.
– И теперь. Что? – спросил я её, стоя на столе.
Она не ответила. Только прислонила лоб к двери и молчала.
Я её тишину не прерывал. Просто тихо вернулся на стул, сел как мне удобно, и стал ждать реакции. Теряясь в догадках о чем думает данная особа, я смотрел то в угол какой, то в потолок, не отрывая от неё краешек своего взгляда ни на секунду.
– Значит так… Завтра я еду в Хуарес. И… Должна придти через десять дней, верно?
– Да, – кивнул я.
– А почему бы вам было не взять какую нибудь девку в Хуаресе, чтобы её контролировать можно было. Я ведь могу убежать, вы ведь то понимаете?
– Странно, что ты. Говоришь про то. Не хочешь убегать? – с неподдельным интересом спросил я.
– Боятся теней всю оставшуюся жизнь я не намерена. Лучше сдохнуть.
– Не сдохнешь, – с толикой уставшей грусти от её одинаковых мыслей насчет собственной дальнейшей судьбы, сказал я, – С деньгами – да. Можно убежать. В библиотеке. Денег у тебя не было. Потому я удивлен.
– Не поняла?
– Почему ты сказала. Что убегать хочешь?
А ведь я об этом даже не подумал, когда давал ей расписки. Она на самом деле могла убежать с деньгами и прожить вполне неплохо даже за ту
– Я хочу, чтобы вы от меня отстали. Раз и навсегда, – выдохнула она.
Я скривил свой рот. Почесал голову. Хмыкнул.
– Не понял, – покачал я головой.
Девушка не ответила. Запомнив данный момент для обдумывания на потом, я сказал:
– Ладно. А деньги. Не нужны?
– Дело не в деньгах. А в страхе.
Я снова сделал звук задумчивого старца. Не знаю как получилось, но девушка не дрогнула. Уже хорошо.
– Я же сказал. Не убью.
– Не только вы можете вселять страх.
– Ладно,– махнул я рукой, уже не пытаясь понять ту, что замерла в одной позе и шевелится только губами, – завтра с утра я тебе отдам то. Что тебе нужно в Хуаресе.
Я проскользнул по комнате снова к окну. В уже совсем слабых лучах солнца моя фигура размазанной тенью пробежалась по стене. Остановился на подоконнике, чтобы вдруг поймать себя на мысли, что раньше в это время я никогда не выходил на свет. Воистину – тяжелое пришло для меня время. Даже с людьми приходится работать, чтобы что-то сделать.
Я кинул взгляд на спину девушки. Её плечи опущены, спина согнута. Лоб вот-вот прирастет к двери. Как закрылась, так и замерла в своем положении. Я с людьми не очень общался до этого. Если бы пытался – меня бы только убить хотели. Однако, во время жизни с мамой в борделе, кое что запомнил. Подобное называли шлюхи "подавленность". Обычно человеку, что страдал этим недугом, говорили что-нибудь хорошее. Я же, гоблин по существу, придумать хорошие слова был почти не в силах. А про деньги снова говорить было вообще ни к месту – даже я это понимал. Погрязавши в свои мысли, я задержался у окна дольше обычного. Настолько, что девушка даже подумала что меня нет в комнате и, наконец, отвернулась от двери.
Бледное лицо с сжатыми губами показались мне предсмертной маской человека, которому не оставили выбора кроме как умереть. Ямочки на щеках становились глубже из-за надвигающихся теней приходящей ночи. Сквозь её челку я увидел влажные глаза и когда взгляд их наткнулся на меня, девушка вздрогнула.
Тогда я за короткий миг понял больше чем за весь наш разговор.
Помню видел уже такое. Когда то давно.
На лице мамы.
Так смотрят на тебя только те, у кого отобрали всякий выбор. Подобного я не замечал за ней даже когда мне пришлось заточить её в своё логово в канализации.
Девушка замерла не отводя от меня глаз. Я медленно направился к окну и сказал:
– Коли так – можешь отказаться. Завтра приду. Если откажешься. Больше меня не увидишь. Сам дойду. До Хуареса.
Я не стал ждать ответа. Просто улизнул наверх, по деревянной стене старого двора. Вскоре я был уже далеко и думал, что вполне мог просто уйти. Но подобное как-то нечестно по отношению к ней в данной ситуации. Удивительно, что подобных мыслей у меня и в помине не было, когда её похищал для того, чтобы научиться читать.