НКВД. Война с неведомым

Бушков Александр Александрович

Это у него был не заскок – скорее уж жизненная последовательность. Сам для себя установил жизненные правила. Мы ему говорили по поводу той картины: нельзя же доводить все до абсурда. Мол, если боишься, что картина тебе ночью свалится на голову и пришибет к чертовой матери, исполнив таким обходнымпутем цыганкино пророчество, то ложись ты попросту у другойстены…

Он нам на это ответил, в общем, резонно. Он был парень начитанный, пересказал кое-что… Истории из старых

времен.

Понимаете, такие пророчества, предсказания черные иногда сбываются не буквально. А с хитрыми оговорками, именно тем самым обходнымпутем. Витька сам где-то читал про одного парнишку, юного королевского пажа, которому в старые времена предсказали, что умрет он окруженный королевской роскошью. Ну, его родители сразу успокоились: по всему выходило, что проживет он жизнь долгую, состояние себе сколотит, карьеру сделает – иначе почему помирать ему посреди королевской роскоши? А вышло совершенно по-другому: буквально через пару недель после предсказания поехал куда-то король торжественным шествием, и с ним, естественно, паж – по долгу службы. Лошадь его сбросила и ненароком заехала копытом в висок. Так он и умер в одночасье – в юном возрасте, на земле, в пыли, под копытами. Но, все правильно, окруженный королевской роскошью, посреди блестящего кортежа…

Улавливаете? Вот эту тонкость Витька знал и прекрасно учитывал во всех жизненных обстоятельствах.

А вот ведь не уйдешь от судьбы!

Получили мы однажды небольшую партию истребителей – американских, но поставленных из союзной Англии. Они там у себя перевооружались, и, как говорится – на тебе, боже, что самому негоже… Нет, машины были, в принципе, очень даже неплохие. Только вооружение подкачало – всего-навсего три пулемета. Калибр, правда, не винтовочный – двенадцать и семь. Но против «мессера» это не пляшет – учитывая, что у «мессера» две двадцатимиллиметровые пушки.

Ну, облетали. Отправились на выполнение боевого задания.

Витька был ведущим в своей паре. «Мессера» на нас вывалились из облаков, четыре пары. Ну, нас было хотя и поменьше, всего шесть, но народ летел опытный, умевший крутить финты…

До сих пор это перед глазами… Витька лопухнулсятак, как способен исключительно зеленый новичок. Для летчика-истребителя с его стажем и опытом все это было предельно странно. Сделал самое худшее, то, чего делать категорически не следовало…

Ему нужно было уйти в сторону с потерей высоты, крутануть пилотаж– а он, как сопляк, начал круто набирать высоту, подставил немцу брюхо… Как сопляк, понимаете! Словно умом тронулся на миг. Ну, «мессер», не будь дурак, ему в брюхо и врезал из всего бортового… Витькин истребитель даже не рассыпался – разбрызгалсяв воздухе. Тут уже не выпрыгнешь, потому что прыгать некому…

Каждый может думать, что ему хочется, но мы потом, на земле, когда подвели кое-какие итоги, были уверены, что – сбылось. Цыганки – они, знаете ли…

В чем тут штука? Истребитель

этот, на каких мы тогда летели, сначала назывался в Соединенных Штатах «Норт америкэн пэ-пятьдесят один». Но англичане, коим его поставляли в массовом порядке, назвали самолет «Мустангом». Именно эту модель. Название попало во все официальные бумаги. Вам объяснять, кто такой мустанг? Не нужно? Вот то-то. Такие дела… Ведь, если подходить строго формально – на коне Витька убился. На мустанге… А что на железном, а не на живом – так насчет того, что конь должен быть непременно живым, цыганка ведь не уточняла…

Одним словом, лучше уж жить без всяких гаданий и предсказаний. Так оно спокойнее…

Как меня водили

Не зря говорят, что Западная Украина – поганый край. И дело тут отнюдь не в бандеровцах. У меня было случай почище. Куда там бандерам…

Я тогда был механиком-водителем на самоходке. Стояли мы в одном глухом уголке, местность вокруг была исключительно красивая – возвышенности живописные, леса, зеленеет все…

Тогда была передышка. Стояли мы там уже пару дней, не наблюдая поблизости ни немцев, ни бандер, маленько расслабились. А впрочем, история такая, что и бдительность не помогла бы…

Сижу я в траве и перебираю инструмент – предстояла кое-какая мелкая профилактика. Остальные подремывают по ту сторону самоходки, у ближайших машин тоже никакого шевеления, солнышко светит, теплынь, такие, в общем, тишина и благолепие…

И тут подходит не кто-нибудь, не с ветки незнакомец спрыгнувши – Ванька Масягин собственной персоной, заряжающий из нашего же взвода, можно сказать, приятель и корешок. Доподлинный, по всем приметам, Ванька – лицо его, комбинезон его, даже трофейный фрицевский кинжал с черной ручкой на поясе висит, как всегда, и кобура на немецкий манер, слева и впереди прицеплена.

И говорит мне:

– Вставай, Сережа, пошли!

Я встаю – и чапаю за ним, как дурак, отчего-то не задавши ни единого вопроса. Иду себе и иду, знай ноги переставляю. Идем мы куда-то, идем, идем…

Не знаю, что на меня нашло, только я вдруг себя почувствовал чуточку посвободнее. Словно бы освободился от этой дурацкой нерассуждающей покорности, мне, в общем-то, не свойственной. Приостановился и спрашиваю:

– Вань, а Вань! А куда мы идем?

И тут, не поверите… Только я это спросил – Ваньки не стало. Пропал куда-то, в воздухе растаял. Вот только что был тут, шагал передо мной, как заведенный – и растаял…

Жутковато мне стало. Точно знаю, что не сон. Что Ванька только что шагал передо мной, вел куда-то. И не мог он никуда спрятаться, никуда убежать. Пропал с глаз мигом, как будто повернули выключатель, и никакого Ваньки не стало…

Стою, коленки чуть дрожат, оглядываюсь. Батюшки мои… Вон они, самоходочки, виднеются далеко внизу – и до них от того места, где я стою, километра четыре. А стою я высоко на горе, над долиной. Один-одинешенек. Ни одной живой души вокруг.