Но я люблю сейчас, а в прошлом не хочу, а в будущем - не знаю
Шрифт:
ГЛАВА 20.
Невезучие воришки.
– Рим - это мой самый любимый и чудесный город. Мало того, что я в нем родилась и выросла, я в нем живу всю жизнь и мыслей переехать в другое место у меня ни разу не возникало. Исторических достопримечательностей здесь столько, что туристу можно смотреть на них беспрерывно, как минимум, в течение полугода, выходя на их осмотр каждое утро, как на работу и возвращаясь вечером, словно после продолжительного и тяжелого рабочего дня. Я очень люблю этот «вечный город». Я даже представить не могу себя, живущей в другом месте. Меня родили и вырастили истинной римлянкой. Иногда мне кажется, что любой итальянец
В одной книжке я прочла, как мужчина говорил о нас, римлянках: «…Он не мог, однако же, отказаться от мысли искать ее. В воображении его порхал этот сияющий смех и открытые уста с чудными рядами зубов. “Это блеск молнии, а не женщина”, повторял он в себе, и в то же время с гордостью прибавлял: “Она римлянка. Такая женщина могла только родиться в Риме. Я должен непременно ее увидеть. Я хочу ее видеть, не с тем, чтобы любить ее, нет, я хотел бы только смотреть на нее, смотреть на всю ее, смотреть на ее очи, смотреть на ее руки, на ее пальцы, на блистающие волосы”…». Наверное, это очень романтично для людей, которые, возможно, бывали в Риме, или читали о нем, или смотрели фильмы. Но это еще романтичнее звучит для нас, коренных римлянок. Еще бы! Мы же такие прекрасные!
Рим невозможно познать до конца, он не раскрывает своих тайн и красот ни тем, кто приезжает на несколько дней, ни тем, кто живет здесь многие годы.
Он прекрасен днем, но еще красивее ночью. Вечером места, которые ты видела при свете дня, которые тебе хорошо знакомы при дневном свете, полностью преображаются. Возможно, отчасти это происходит потому, что меньше заметна городская грязь, которой в Риме, увы, немало. Но мне кажется, главное, именно вечером я чувствовала это всегда, ты понимаешь каждой клеточкой своего тела, что время словно пропадает. Нет ощущения времени, нет ни минут, ни часов, ни дней, ни сотен лет. Порой я остро понимаю, почему мой город получил название «вечного».
Ночью загадочнее становятся развалины Форума и терм императора Каракаллы, величественнее церкви и фонтаны эпохи Возрождения. Днем замок святого Ангела, прежде служивший мавзолеем императора Адриана, кажется мрачным и тяжелым, но вечером приобретает какую-то неописуемую легкость. Купол собора святого Петра, изящный днем, несмотря на свои колоссальные размеры, ночью становится призрачным. Он словно огромный гриб вырастает, на фоне иссини черного неба.
В детстве я всегда боялась рассказов о призраках и приведениях. Со временем мой страх немного притупился, но все равно даже сейчас мне неприятно думать об этих выходцах из потустороннего мира. А призраков в Риме всегда было предостаточно. Самыми зловещими местами мы, девчонки, считали Колизей, где обязательно должны были бродить души замученных рабов. Полным-полно, я думала, приведений у городской стены недалеко от Пьяцца дель Пополо - Муро Торто. Здесь раньше хоронили тех, кто был недостоин лежать на кладбище, ведьм, преступников и проституток, чьи души до сих пор не могут найти успокоения. Именитые призраки, наверное, облюбовали «престижные» места. Согласно народному поверью, на площади Навона, ночью появляется донна Олимпия Памфилия - любовница папы Иннокентия XII, проклятая римлянами за свою алчность. На этом месте стоит дворец донны Олимпии и фонтан «Четырех рек», построенный, кстати, благодаря стараниям Олимпии.
Я представляла, как каким-нибудь холодным и промозглым осенним вечером проходит через весь город из квартала Трастевере к площади Испании Лоренца Феличиани – красавица римлянка, жена графа Калиостро. Именно здесь она публично обвинила мужа в колдовстве, и он был арестован. Что заставило ее это сделать? Ревность? Месть? Любовь?
Виктор молчал и слушал мой монолог, посвященный Риму. Он иногда кивал в знак согласия, а иногда смотрел на меня и просто улыбался. Но его поведение всегда было настолько тактичным, что ли, что я никогда не испытывала неловкости высказывая свои ощущения.
– Поедем на море?! – предложила я Виктору окончив свой рассказ. Мы полулежали в шезлонгах в тени его прекрасного сада. Стояла ужасная жара. Столбик термометра, висевший на входе во внутренний сад, неуклонно час от часа лез вверх. К одиннадцати часам он уже извещал, что температура воздуха в тени тридцать пять градусов. Бутылки холодной воды и пива, приносимые нам Клаудией в ведерке со льдом, мгновенно нагревались. Трудно было найти место, где бы мы могли спастись от такой жары. Конечно, можно было сидеть в кондиционированном помещении, но это вредно и воздух там какой-то больной.
– А куда ты хочешь? На Мальдивы или Кубу, в Египет или Таиланд? Что больше тебе хочется увидеть? – лениво спросил Виктор. Он тоже изнывал от жары и, казалось, что его мозги, как и мои, плавятся.
– Нет, милый, я говорю о нашем море, близком и столь же теплом. Чем еще хорош Рим, так это тем, что здесь помимо всех прелестей имеется и свое море всего в получасе езды на метро! Зачем нам куда-то лететь, когда мы можем скромно сесть в метро и выйти у моря! Это так здорово! Если б ты знал, как мы с девчонками и парнями прогуливали школу! Уже в мае мы могли купаться. Бывало жара, в классах душно, учиться не хочется, а мы после первого урока сбегаем и едем купаться. Чудные были те времена!
– Завидую! У нас под боком не было моря. Так, в лучшем случае, пруд, река, озеро. И в мае у нас редко стояла жара. А о том, чтобы купаться, нельзя было даже и мечтать. Есть такая примета или даже не примета, а скорее народная рекомендация – купаться можно только после дня Ивана Купалы. А этот праздник приходится на ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое июня. Якобы только после его прихода вода нагревается так, что искупавшись в водоеме нельзя заболеть. Правда народ еще говорил, что именно после этого дня из воды выходила всяческая нечисть. Но мало того, купаться можно было только до Ильина дня, который в свою очередь приходиться на второе августа. По народным поверьям после этого дня в воду возвращается нечисть, которая ране уходила. Якобы с этого дня приходили всяческие ненастья. Купаться становилось небезопасным. Говорили, что на теле появятся всякие фурункулы, нарывы и вообще иногда купание может закончиться утоплением купающегося той самой нечистью.
– И что вы во все это верили?
– Ну, - Виктор как-то лениво засмеялся, - кто-то может и верил, и верит. А на самом деле есть простое и житейское объяснение такому короткому периоду капания - только в этот короткий период вода могла так прогреться, что у пловца не сводило от холода челюсти.
– А! Понятное объяснение, - засмеялась и я. – Ну, так что? Поедем освежиться?
– Хорошо! Ты хочешь поехать на машине?
– Нет! Только на метро! Так быстрее! До станции Маркони нам можно даже пешком дойти! А это прямая ветка до Остии.
– О! А я не знал.
– Ты, противный толстосум многое не знаешь! Ты даже не представляешь, как живет народ и простой труженик! Все же Карл Маркс был прав! Надо вас уничтожать, как класс!
– Я смотрю, ты прямо на митингах готова выступать, - развеселился Виктор.
– Могу, если потребуется. Мои родители состояли в коммунистической партии Италии, и я верна заветом отцов и матерей! Ты знаешь, что в Италии очень сильны позиции коммунистов?
– Да, слышал… по-моему «красные бригады», так их называли?! Они чистили Италию? – пошутил он.