Ночь Бармаглота
Шрифт:
Я вышел и на цыпочках спустился вниз. Снова в ночь, на Оак-стрит. И мне нужно было быстрее свернуть с неё, ведь в любой момент мимо могла проехать любая из разыскивающих меня машин. Кармел-Сити невелик; автомобиль может объехать все его улицы и переулки за весьма короткое время. Кроме того, ботинки были всё ещё у меня в карманах, и теперь я понимал, что в руке у меня всё ещё пистолет.
Надеясь, что Элерс случайно не выглянет ни в одно из окон, я завернул за угол и забежал в переулок за зданием суда. Оказавшись в относительной безопасности и дружелюбной темноте, я сел на
Так или иначе, у Дика Элерса будут неприятности с Кейтсом. Когда Кейтс станет искать этот пистолет и обнаружил, что он пропал, то поймёт, что я был в здании суда, а Элерс меня упустил. Поймёт, что, пока он меня искал, я был в его собственном кабинете.
Итак, я был там, в темноте, в безопасности на несколько минут, пока машина, полная помощников шерифа, не решит прокатиться в поисках меня именно по этому проулку. И у меня в кармане был пистолет, который мог выстрелить, а мог и не выстрелить, ведь я этого не проверял, и я был в ботинках, и мои руки снова дрожали.
Мне даже не пришлось спрашивать себя, Маленького человека, что же теперь. Маленький человек не только хотел выпить; он поистине в этом нуждался.
А Кейтс уже искал меня у Смайли и не нашёл.
Так что я направился по переулку к Смайли.
Забавно, но я перестал бояться. По крайней мере, слегка. Вот так испугаешься, а потом что-то случится с твоими надпочечниками или ещё чем-нибудь. Я не могу вспомнить сходу, заставляют надпочечники бояться или действуют против страха, но мои то работали, то выходили из строя в зависимости от обстоятельств. За эту ночь я пугался столько раз, что я и мои железы от этого устали.
Я делался храбрым — почти что. И это было не пьяное мужество; я так давно не пил, что уже забыл, каков виски на вкус. Я был чертовски трезв. Примерно три раза на протяжении того долгого вечера и долгой ночи я был на грани опьянения, но каждый раз что-то удерживало меня на какое-то время от питья, а потом что-то ещё отрезвляло. Какая-нибудь глупая мелочь, например, гангстеры принудительно вывезли прогуляться, или видишь, как человек внезапно и ужасно умирает, выпив пузырёк с ярлычком «Выпей меня!», или находишь убитых на заднем сиденье своей машины, или обнаруживаешь, что шериф собирается хладнокровно тебя застрелить. Вот такие мелочи.
Так что я продолжал идти по переулку к Смайли. Собака, лаявшая на меня и раньше, снова залаяла. Но я не стал тратить время на ответный лай. Я продолжал идти по переулку к Смайли.
Нужно было перейти улицу. Я быстро посмотрел в обе стороны, но больше об этом не беспокоился. Если машина шерифа или его помощников внезапно вывернет из-за угла и ослепит меня сперва фарами, а потом пулями, ну, тогда всё. Сперва волнуешься, потом перестаёшь. Если дела уже не могут идти ещё хуже, не считая того, что тебя убьют, то либо тебя убьют, либо дела пойдут на лад.
Дела пошли на лад; окно в задней комнате Смайли было открыто. На сей раз я не стал снимать ботинки. Смайли спит наверху, но один и так крепко, что его не разбудит даже разорвавшийся в соседней комнате снаряд
Собственно говоря, я и в самом деле слышал над головой слабый рокочущий звук, похожий на отдалённые раскаты грома. Смайли храпел.
Я ощупью пробрался через тёмную заднюю комнату и открыл дверь в зал. Там тускло мерцал свет, горевший всю ночь, а шторы были подняты. Но Кейтс уже был тут, а шансы на то, что какой-нибудь прохожий заглянет сюда в половину четвёртого утра пятницы, были ничтожно малы.
Я взял с задней стойки бара бутылку самого лучшего бурбона, какой только был у Смайли, и, поскольку, похоже, оставалась ещё немалая вероятность, что это будет последний выпитый мной напиток, из ящика под барной стойкой я достал бутылку сельтерской. Я отнёс их на столик в углу, тот, что не виден из окон, тот столик, за которым в начале вечера сидели Бэт и Джордж.
Теперь казалось, что Бэт с Джорджем сидели там давным-давно, быть может, много лет назад, и не вызывали и десятой части прежнего ужаса. Почему-то они даже выглядели слегка забавными.
Я оставил на столе обе бутылки и вернулся за стаканом, палочкой для размешивания и парой кубиков льда из холодильника. Я долго ждал этого напитка, и ему следовало быть достойным.
Я решил, что даже как следует заплачу за него, особенно после того, как заглянул в свой бумажник и нашёл там только несколько десяток и ничего более. Положив десятидолларовую купюру на край кассы, я задумался, получу ли с неё когда-нибудь сдачу.
Я свернулся к столу и смешал себе выпивку — хорошую.
Я также закурил сигару. Это было немного рискованно, поскольку, если Кейтс придёт сюда перепроверить, то может в тусклом свете заметить сигарный дым, пусть я и находился вне поля его зрения. Но я решил, что риск того стоит. Ведь я обнаружил, что можно попасть в такую западню, что чуть больший риск уже не будет иметь никакого значения.
Я сделал добрый глоток, глубоко затянулся сигарой и почувствовал себя недурно. Я вытянул руки, и они не дрожали. Очень глупо с их стороны, но тем не менее.
И мне пришло в голову, что впервые у меня появилась возможность всё как следует обдумать. Впервые с того момента, как умер Иегуди Смита.
Маленький человек, что теперь?
Закономерность. Могу ли я найти в ней какой-нибудь смысл?
Иегуди Смит, только это, несомненно, не было его настоящее имя, иначе карточка, которую он мне дал, не была бы отпечатана в моей типографии, пришёл ко мне и сказал...
«Пропусти всё, что он говорил тебе, — так ответил я сам себе. — Это была тарабарщина, именно такая тарабарщина, какая способна была заманить тебя в столь безумное место в столь безумное время. Он знал тебя, то есть, — поправил я себя, — знал о тебе многое. Твои увлечения, твои слабости, и что ты есть, и что тебя интересует...