Ночь над Римом
Шрифт:
– Апулия… Конезавод… – бормотал он, раздумывая над чем-то. Клемент не ожидал, что он догадается сам, уже готов был подсказать, но тот вдруг, словно прозрев, медленно поднялся с беломраморного, устланного мягкими подушками трона, вперив в своего префекта негодующий взор.
– Кого ты решил очернить перед уважаемым собранием? – медленно проговорил он, судорожно сжал папирус в руке и в следующий миг с ожесточением отбросил прочь от себя, – Просьба парфянского купца еще не повод подозревать добропорядочного гражданина в измене. Разве он выполнил эту просьбу? Тебе известно кому он продает своих коней?
Клемент
Нерва тут же поднял испорченный свиток, аккуратно разгладил его и принялся с интересом читать, становясь мрачнее с каждым мгновением. Он, в отличие от Домициана, не понял о ком идет речь, но также, как и второй консул склонен был доверять суждениям Клемента Аррецина. По его мнению, ни разу в жизни Клемент, обладающей огромными возможностями, знающий все и про всех, никого не обвинил напрасно.
– Не стоит разбрасываться доказательствами, мой государь, – сказал Нерва, закончив чтение, – Да, у нас есть только просьба парфянина, но то, как уверенно она выражена здесь, говорит о многом. Этот купец не ждет отказа. Он просто уведомляет о своем желании и собирается прибыть в назначенный день и час за товаром.
– У меня есть свои люди на вилле Вирея, – проговорил префект Рима, – Я сам готов отправиться туда, если потребуется, чтобы своими глазами убедиться в преступных намерениях ее хозяина или в его полной невиновности. Поверь, мой цезарь, я больше, чем ты хочу понять правду.
– Вилла Вирея? – изумленно выдохнул Азиний Аттратин, отбирая письмо у благородного сенатора. Он начал понимать о ком ведется речь.
Вслед за ним и другие сенаторы, осведомленные о владельце вышеназванной виллы, принялись ахать, обсуждая услышанное. Письмо торговца стало переходить из рук в руки, у всех вызывая самые различные суждения.
Домициан обессиленно опустился на трон. Противоречивые чувства боролись внутри, мешая ясно мыслить. Он вспомнил вдруг, как однажды тот же самый Клемент Аррецин совершенно незаслуженно обвинил Корнелия в связи с императрицей, в другой раз придумал ему срамную болезнь. Но тогда это были только слова, а сейчас слова подтверждались проклятым письмом.
– Вот это мои соглядатаи достали из очага в доме покойного префекта анноны, – продолжал Клемент Аррецин, протягивая Домициану свои художественные заготовки, – К сожалению жалкие клочки – все, что удалось достать, но по моему разумению это обрывки целого письма. Текст здесь предельно ясен, также как подпись и дата.
Взгляд Домициана послушно метнулся к подписи, потом быстро пробежал оставленные специально для него Клементом несколько строк. Сенаторы внимательно следили, как бледнеет лицо повелителя Рима, как потом внезапные пятна гнева сменяют на нем мертвенную бледность.
На этот раз Клемент все правильно рассчитал. Откровения Корнелия задели императора за живое. Теперь успех следовало как-то закрепить. Только бы подобрать правильные слова.
– Я понимаю, что обаяние Виртурбия может вскружить голову кому угодно, – проговорил префект Рима негромко, так, чтобы как можно меньше присутствующих слышали его, – Недаром римские красотки прозвали мальчишку Купидоном. Ты, мой
– Этого просто не может быть, – прошептал император совершенно потрясенный всем увиденным и услышанным, – Как он мог? Как мой милый мальчик посмел так нагло замышлять измену?
Клемент поморщился от слов «мой милый мальчик». Даже уязвленный в своих лучших чувствах, Домициан продолжал называть наглеца этим сладким прозвищем.
– Мой государь, привлекательная внешность обманчива. Не поддавайся обману и пока не поздно, прикажи своим людям действовать. Пусть письмо из Парфии не попало по адресу, но этим письмом торговец лишь упредил свое появление в поместье Виртурбия. Он все равно там появится. Если передача лошадей состоится, Артабан получит превосходную конницу за наш счет, чего никак нельзя допустить.
Домициан прямо взглянул на префекта Рима, стараясь прочесть в его прищуренных, насмешливых глазах скрытую правду. Действительно ли Клемент хочет всего лишь пресечь измену или преследует свои, непонятные пока цели?
Вокруг все терпеливо ждали, не смея торопить величайшего из великих. Второй консул, Марк Азиний Атратин, нервно сжимал и разжимал пальцы. Его собственный сын сегодня днем собирался в дорогу, желая навестить Корнелия в Апулии и задержаться там до обещанного праздника. Ох как же это теперь опасно! Лучше бы он оставался сейчас от своего друга как можно дальше!
Цезарь опять вскочил с места. Несмотря на некоторое недоверие, с которым он отнесся к обвинениям Клемента Аррецина, боль и страх холодным огнем разъедали его внутренности.
– Если это снова ложь, – ты мне ответишь за нее! – выдохнул он в лицо своего префекта.
Обернувшись к дежурившим у входа преторианцам, император велел послать за одним из свободных от охраны дворца центурионов, потом привлек внимание скрибы 4 , усердно скрипящего гусиным пером в углу за колоннами, распорядившись немедленно составить необходимый указ.
4
Скриба – секретарь
– Пиши! Виртурбия с его девкой доставить в Рим! Немедленно! – рыкнул он так громко, что задрожали стены.
Префект Рима вздрогнул при этих словах. Интригуя против Корнелия, он совершенно упустил из виду, что его действия могут навредить Антонии. Он с ужасом наблюдал, как скриба под диктовку составляет документ, как император ставит под ним подпись и собственноручно скрепляет именной печатью, как потом передает подоспевшему центуриону. Обычные самоуверенность и насмешливость оставили магистрата, вдруг осознавшего, насколько не туда завели его собственные каверзы. С большим трудом ему удалось вернуть себе внешнюю невозмутимость. Антония была его слабостью, которую не следовало ни перед кем обнаруживать, чтобы иметь возможность ее спасти.