Ночь пяти стихий
Шрифт:
— Ну да, правда?
— Может, и правда. Но коль даже можешь клад взять, все равно нечистые помешать стараются — слетаются, шалят, жизни кладокопателя лишить пытаются и орут при этом громовым голосом: «Режь, бей! Души! Жги!» Лишь кто смел и может, не оглядываясь ни на что, взять все, тот возьмет. Но при этом зараз больше должен прихватить, ибо клады есть, которые только раз человеку открываются. А потом под землю уходят. А иногда кровь человечья, лучше детская, надобна, чтобы клад этот из-под земли выудить. Тогда появляется в ослепительном свете наполненный золотом и каменьями сундук, и мало кто свет этот выдержать может.
— А мне сказывали. Что один дьячок
— Да много чего болтают. Я сам, бывало, клады зарывал, но маленькие, всего-то несколько монет, так что заклинания из-за них глупо было произносить. По-моему, больше наговорено про несметные богатства. Где же столько золота найти? Правда, об одном кладе, где всего несчетно, я все-таки слышал. О настоящем, без брехни, кладе.
— Расскажи!
— В конце смуты это было. Как Бориска Годунов взял грех на душу: царевича Дмитрия зарезал; так у Руси нашей все наперекосяк и пошло. Сперва голод, потом воришка тушинский объявился с польскими войсками, хотел народ наш на поруганье отдать и в веру свою обратить. Но люди того по дури не понимали и добровольно под знамена самозванца Лжедмитрия становились. Были среди предателей и те, кто ради власти хоть басурманову веру примут. И такие, кто лишь пошалить хочет да в раздоре всеобщем пограбить, мошну набить. Ну а дураков во все времена было видимо-невидимо — эти пока разберутся, что к чему, из их кожи уже ремни нарежут, а их самих в кандалы закуют. Поляки, чернь, казачки, разбойничий заполонили все, но поднялся православный люд, погнали нечисть так, что только пятки польские и казачьи сверкали. Да что я тебе рассказываю — ты сам не хуже меня все знаешь. А вот не знаешь, как перед тем шляхтичи все храмы, богатые дома в Москве грабили, чтоб казну своего поганого Сигизмунда пополнить за наш счет. Как задымилась земля под ними, так погрузили все богатства в обоз и были таковы.
— И что, все Сигизмунду пошло?
— Не, не дождался, Ирод. Исчез обоз. В засаду попал нашу, пока сеча была, вырвались поляки, а потом пропали с концами. И ни одного свидетеля не осталось.
— Вот бы найти.
— Да уж пытались. Награда государева была обещана, кто помощь окажет в поисках, да что толку. Года идут, и что было — то давно быльем поросло. Сдается мне, что атаман наш… — Но Беспалый недоговорил.
Пропела громко лесная птица, и разбойники, умело схоронившиеся за кустами и деревьями, схватились за оружие, напряглись, готовые по второму сигналу кинуться в атаку.
— Кажись, едет.
Послышался глухой топот, и вскоре из-за поворота показался гнедой конь с широкоплечим, в зеленом зипуне, всадником. За его поясом торчал длинный пистоль, а тяжелая польская сабля билась о начищенные голенища черных сапог.
Последовал второй сигнал, и разбойники с гиканьем и криками высыпали на дорогу.
АТЛАНТИДА. БОЙ В НИЖНЕМ КРУГЕ
Желтое мощное тело саблезубого тигра напряглось. Зверь выгнулся и осклабился. Его хвост дрогнул, уши прижались. Тигр прыгнул, взвился в воздух желтой стрелой. И ничто не могло в мире помешать ему погрузить клыки в плоть и ощутить привычный вкус крови. Рядом с ним метнулась белая фигура гигантской степной пумы.
Тигр
Чудовище изогнулось, ударило хвостом, высекающим искры из камней. Нападавшие были быстры и ловки, но и дракон не уступал им. Твердая голова встретила тигра в полете, и зверь обрушился на землю. Когти пумы скользнули по острому гребню, распоротые подушечки лап окрасились кровью. Пума кувыркнулась и оказалась прямо под широкой, похожей на слоновью, ногой дракона. Гигантская туша нависла над зверем. Дракон готов был подмять под себя врага, но тут тигр напал снова — сабли-клыки впились в спину дракона. Хлынул поток темно-коричневой крови — ее капли падали на землю, превращаясь в драгоценные камни. Окрестности огласил рев, от которого дрогнули скалы. Казалось, окружающий мир не выдержит этого страшного звука. Удар хвоста опять смел тигра, но теперь прекрасный и ловкий зверь полетел в пропасть. Она казалась бы бесконечной, если бы где-то в глубине бездны не светился отвратный желтый огонь, который не сулил ничего хорошего.
Тигр падал в этот свет, и он пронизывал тело насквозь, Отдавался страшной болью. Собрав последние силы, тигр обернулся черным орлом и взмыл вверх, с трудом выбираясь из ада.
А в небе уже кипел бой. Дракон обернулся летающим ящером и бился с красным соколом грудь в грудь. Сыпались удары клювов, которые могли бы дробить базальтовые плиты. Бились крылья. Капала кровь, рассыпалась в воздухе радугой. Соколу приходилось туго. Он погибал. Зубы летающего ящера готовы были сомкнуться на его шее, но тут в бой вступил орел. Он налетел на чудище, впился когтями, и они, сцепившись воедино, рухнули вниз, где их ждали острые, как копья, пики каменной гряды.
Орел, не долетев до земли, оторвался от ящера и устремился в небо. Ящер затормозил падение, ударился оземь и обернулся лучником. Запела тетива, засвистела стрела и нашла свою цель — попала в крыло сокола. Вторая настигла орла, скользнув по шее.
Птицы падали на землю, а лучник посылал одну стрелу за другой. Но больше попасть не смог. Сокол обернулся огромным пехотинцем, вооруженным тяжелым копьем. А орел — маленьким и вертким гвардейцем Императора Атлантиды, вооружение которого состояло из небольшого щита и короткого меча. В руках у лучника возникла палица размером ненамного меньше его самого, И трое сошлись в ожесточенной драке.
Все дрались умело. Но двое никак не могли справиться с одним.. Удар палицы — и щит гвардейца разлетелся на куски. Еще один удар, и копье пехотинца отлетело в сторону.
Продолжалось все это долго, но в конце гвардеец изловчился, поднырнул под руку лучника и перерубил сухожилие на его ноге. Лучник рухнул, оставалось только перерезать ему горло. Но тут он исчез. Вместо него закружился целый рой ос, нещадно набросившихся на бойцов.
Пехотинец превратился в огонь, и осы, объятые пламенем, стали падать. Но это продолжалось недолго. Вместо ос возникла стена дождя, и огонь начал гаснуть…
Череда превращений продолжилась. Участники сражения принимали все более невероятные формы. Принц не знал, как это у него получалось. Но получалось как бы само собой. Колдун был прав — законы нижнего круга не так трудно освоить. И дрались с Великаном они пока на равных. Никто не мог победить.
Принц потерял счет тем обличьям, которые принимал. Но неумолимо битва двигалась к концу. Участники уставали. Все чаще менялись условия. Все больше перевешивалась чаша — то в одну, то в другую сторону.