Ночь пяти стихий
Шрифт:
И вот наконец наступила развязка.
Великан-карлик неожиданно приобрел свой вид. Парпидас был прикован к стеклянной скале тяжелыми металлическими кольцами. Он был измотан и исчерпал все свои силы.
— Ты наш, — крикнул Видящий маг.
— Ты глупец, — крикнул великан-карлик. И, собрав силы, обернулся бабочкой. Но тут же в руке принца оказался сачок. Тогда Парпидас вспорхнул маленькой птицей, но вокруг нее сомкнулась клетка.
— Все, — прошептал Видящий маг.
— Все? — засмеялся Парпидас. — Для вас — все! Он стал увеличиваться в размерах
Принц погибал. Причудливый мир нижнего круга стал рассыпаться, уходить куда-то в сторону. Принцу предстоял переход на другой круг — круг смерти. И ему было обидно — он не сделал очень многого в этой жизни. Он слишком мало узнал. Он хотел жить. Но сие от него зависело меньше всего. Он проиграл схватку с Парпидасом, и смерть была бы освобождением. Но он был не уверен, что достигнет его. По уговору он должен стать рабом карлика-великана. Зависнуть в какой-то темной сфере полубытия и выполнять приказы мерзкого колдуна. Мертвые глаза слуг великана-карлика — что может быть страшнее? Но теперь такой взор будет и у него, принца-наследника Атлантиды. Так что он хотел именно смерти…
Очнулся неожиданно. Услышал плеск волн. Ощутил их мерное покачивание. Услышал покрикивания надсмотрщика. А потом почувствовал холодную влагу на губах. Нагнувшийся над ним Видящий маг пытался влить ему в рот какой-то сладкий напиток.
— Где я? — слабо прошептал принц.
— На твоей галере, принц, — этот голос принадлежал Видящему магу.
— А Клебос?
— Он остался в прошлом.
— Мы победили Великана?
— Да. И «Бриллиант Таримана» наш.
— Я помню, как погибал.
— Он почти победил нас, но твоя отвага отвлекла врага. И я смог окончательно добить его.
— Выходит, я на что-то сгодился.
— Принц, ты держался так, как могут держаться только избранные. Ты был хорош. И даже Парпидас признал это.
— Мы держим путь домой?
— Да. У нас много дел. Нам нужны еще два камня. Принц поднялся. Слабость уходила быстро. Он вдохнул полной грудью морской воздух. Наконец подул легкий ветерок.
— Мы найдем их, учитель! — уверенно произнес он.
РУСЬ. КРОВОПИЙЦА
Всадник встрепенулся и хотел хлестнуть коня, но тут Лука ловко перехватил поводья с криком:
— Врешь, не уйти тебе!
Грохнул выстрел, красное пятно расплылось на груди Луки. Он отступил на шаг, удивленно и с сожалением посмотрел на свой залатанный недавно кафтан — мол, дурачина, зря старался, и как подрубленный рухнул на землю.
Всадник отмахнулся саблей, лошадь взбрыкнула и рванулась вперед. Так бы и ушел конник, если бы Евлампий сломя голову не кинулся под копыта и не ударил своим громадным топором по ногам лошади…
Гнедой споткнулся, перекувырнулся
Как бычка на привязи, пленника поволокли в чащу, награждая пинками и осыпая ругательствами. Гришка понуро плелся следом. На душе у него было муторно. Ему было жалко путника. Хотя, может быть, он и останется жив — может, отпустят, обшарив все карманы, или скорее всего, если он действительно большой чин, оставят на выкуп.
На поляне, встряхнув пленного, как куль, разбойники представили его пред светлы атамановы очи.
— Куда собрался, мил человек? — улыбнулся Роман, и улыбка эта не предвещала ничего хорошего.
— В Москву. Я служивый, куда скажут — туда еду, — держался пленник спокойно, и если и был в нем страх, то он его никак не выдавал. — И зачем я вам, братцы, сдался?
— Сказывают, кошелек у тебя больно толст! — крикнул татарин.
— Прям как у тебя брюхо.
— Никак врешь, — засмеялся татарин и похлопал себя по впалому животу.
— Сами посмотрите.
— Посмотрим, мы не гордые.
В карманах, седельной сумке нашелся лишь маленький холщовый мешочек с несколькими монетами не особенно большого достоинства, и над ватагой как ветер прошел разочарованный вздох.
— Опять пусто, — громко произнес Убивец, недобро глядя на Романа.
Как ни боялась братва атамана, но даже собака, у которой отнимают кость, способна укусить хозяина. Шайке уже начинало надоедать, что все последние дела заканчиваются пшиком. Если немного подогреть это недовольство, то мог начаться бунт.
— А ну тихо! — прикрикнул атаман. — Я за слова свои в ответе. Если обещал добычу, будет вам добыча. Свои деньги доплачу.
Роман обшарил еще раз седельную сумку и начал прощупывать ее, потом оторвал подкладку, вытащил сложенную вчетверо бумажку, развернул, быстро пробежал глазами и криво улыбнулся.
Пленник, видя, что письмо исчезло в кармане атамана, нахмурился и напрягся, будто желая порвать путы, но, конечно же, это было бесполезно. Минутный порыв прошел, он взял себя в руки и примирительно произнес:
— Ничего больше при мне нет. Отпустили бы вы меня, братцы.
— Пущай идет!
— До следующего раза деньгу копит, ха-ха! Разбойники народ безжалостный и лютый, но держался путник хорошо, сумел к месту разрядить напряжение шуткой, поэтому вызвал почти у всех симпатию.
— Нет, за Луку надоть его в котле сварить и кожу нарезать со спины сначала и сольцем посыпать, — покачал головой Убивец, и в его голосе чувствовалось едва сдерживаемое возбуждение.
— Пущай проваливает! — орали лиходеи. Лука нравом был дурной, любил мошенничать, обжуливал даже своих, так что мстить за него никто не хотел.