Ночь с пылким негодяем
Шрифт:
— Треснула.
— Что треснуло? — не поняла она.
— Ваша маска. — Он провел пальцем по краю фарфоровой полумаски и легонько постучал по ней пальцем. — Небольшие трещинки и кусочек откололся.
Она подняла руку и нащупала острые края скола.
— После того как вы несли меня, точно мешок с картошкой, слава богу, что она вообще не рассыпалась.
Сэйнт не пошевелился, но она почувствовала, что он напрягся.
— А если бы маска рассыпалась, что тогда? Чего вы лишились бы?
Всего.
— Вы удивились бы, услышав мой ответ.
— Вы бы тоже… Если бы хоть раз попробовали поверить мне!
Она вздрогнула от неожиданно пылкого ответа.
— Очень сомневаюсь, что решусь на это, — сказала она, про себя взвешивая, стоит ли рассказывать правду о себе и лорде Гриншилде. — Я не доверяю никому.
Разочарование мелькнуло в его взгляде и тут же исчезло.
— Мне жаль вас. Вы выбрали для себя одинокое существование.
Серые глаза мадам Венны гневно вспыхнули.
— Пожалейте себя, Сэйнтхилл! Не думаю, что вы кому-то так уж доверяете.
Как он смел жалеть ее?! Она навела кое-какие справки о его жизни. Не будучи сиротой, он практически никак не был связан ни с матерью, ни с отчимом, ни с их детьми.
Он был одинок. Так же, как и она.
— Это не так! — воскликнул он. — Такое бывало. Шесть лет назад я доверился вам, но вы о мое доверие вытерли ноги.
Она даже растерялась и не знала, что ответить.
— Я такого не… м-м-м!
Сэйнт заглушил ее аргумент крепким поцелуем.
— Нет, — сказал она, отшатнувшись. — Я не позволю вам отвлечь себя. Я смирилась с прошлым, и теперь меня больше занимает настоящее.
Его пальцы скользнули по ее щеке к губам. В карете было тепло, но она задрожала, когда пальцы обвели ее губы по контуру. Подушечка большого пальца погладила нижнюю губу. Она почувствовала легкий запах бренди в его дыхании.
— Это не… Нам нельзя…
Он улыбнулся тепло и искренне.
— Можно. Разве мы не достаточно долго к этому шли? То, что этого не было между нами все это время, не меняет сути наших отношений.
— О чем вы?
— О том неоспоримом факте, что физическое влечение ставит нас на грань.
— Грань чего?
— Грань неизбежного. — Кончики его пальцев скользнули по ее шее к груди. Хоть он был в перчатках, она чувствовала тепло, излучаемое его руками. — Неизбежно то, что мы станем любовниками.
Снова.
В груди у нее заныло, соски напряглись, и в ней стали зреть ощущения, которых она не желала. Закусив нижнюю губу, она тряхнула головой.
— Нет!
Его палец прошелся по краю лифа.
— Почему вы так этому противитесь? Я вам не нравлюсь? Разве когда-то мои руки не возносили вас на вершину наслаждения?
Отречение от затаенных желаний боролось с чувством неудовлетворенности.
— Я… Я… — При взгляде
— И какое дело вклинилось между нами? — спросил он. — Вы же знаете, что я уже давно не пользуюсь услугами вашего заведения.
Она улыбнулась при мысли, что такой джентльмен, как Сэйнтхилл, мог отказаться от подобных удовольствий.
— Ну, монахом вы тоже не были.
— Вы правы, — с готовностью согласился он. — У меня были любовницы. Но похоть и интерес, которые завлекали меня в их постели, быстро угасали. Прошло уже больше года с тех пор, как я перестал искать замену своей последней пассии.
— Больше года? — с сомнением в голосе произнесла она. — Это долгий срок для джентльмена с вашими аппетитами.
Сэйнт улыбнулся с видом человека, осознающего свою никчемность.
— Согласен. Мне понадобилось намного больше времени, чтобы понять то, что поняли вы несколько лет назад.
Она ахнула, когда он, взявшись за край ее лифа, рывком притянул ее к себе так, что они оказались нос к носу.
— И что же вы поняли, monsieur le marquis? — затаив дыхание, спросила она.
— Безымянная любовница скрасит одну-две ночи, но в своей постели я хочу видеть только одну женщину. Вас.
Она зажмурилась, чтобы он не увидел, как засияли от счастья ее глаза после этих слов.
— Вы слишком большое значение придаете тому, что мы провели вместе с вами ночь шесть лет назад.
— А вы отказываетесь принимать то, что для вас та ночь была чем-то большим, чем потачка своему похотливому телу, — был его грубый ответ. — Вы любите меня. Так же, как я люблю вас.
— Нет.
— Так докажите! — Он сжал ее сильнее, когда она попыталась высвободиться. — Примите меня как любовника. Позвольте раздеть вас. Я стану ласкать вас, изучу каждый дюйм вашего тела. Я хочу почувствовать вас под собой, хочу овладеть вами и не отпускать до тех пор, пока вы не станете восторженно выкрикивать мое имя.
— И это все? — хрипло спросила она.
Он опустил голову, его губы коснулись ее уха.
— А когда похоть будет удовлетворена, я хочу обнимать вас и прижимать к себе. Если же у вас не останется сил, я буду охранять ваш сон, и, поверьте, когда я вас разбужу, вы не пожалеете об этом.
Сэйнт требовал того, что она не могла ему дать. Она так мало знала о нежности! Невинность отняли у нее силой, из-за этого она вела жизнь, в которой тело воспринимается только как инструмент для достижения своих целей. Она меняла любовников ради выгоды, а позже — чтобы заполнить растущую пустоту в душе. Сэйнт был единственным мужчиной, которого она пустила в свою постель для того, чтобы доставить удовольствие себе.