Ночь в тоскливом октябре
Шрифт:
— Что-то ты не очень уверен.
— Да нет, я уверен. Конечно! Будет здорово. Придется, правда, никуда не выходить, но…
— Без проблем, — она словно расцветала на глазах. — Давай так поступим: я все принесу. Напитки, еду. Тебе ничего не придется делать, просто сиди дома и жди меня.
— Отлично! — сказал я.
— Во сколько зайти?
Чем раньше, тем лучше.
— Давай, может, в пять?
— Договорились. Тогда до встречи! — улыбнувшись, она развернулась на месте и зашагала прочь по тротуару.
Я пробормотал:
— Ну супер…
Глава 44
Киркус перехватил меня напротив студенческого союза. Подняв руку, он окликнул:
— Мое почтение, Эдуардо!
«Помяни черта…» — подумал я.
Однако, я не был удивлен увидеть его. Как и я, он должен был присутствовать на семинаре по Литературе Романтизма у доктора Трюмана в восемь часов. Весьма часто, как раз по пути туда он меня и встречал, внезапно выскакивая из дверей или из-за какого-то дерева, словно поджидал там в засаде.
— Здорово, Руди! — отозвался я.
Он пошел ко мне широченными шагами, покачиваясь на мысках. На шее у него красовался галстук-аскот танжеринового цвета. Он был одет в свой обычный вельветовый пиджак, голубую рубашку и джинсы. В то время, как почти все в университете носили книги в наплечных сумках или рюкзаках, пижон Киркус таскал с собой большой кожаный портфель.
Я не видел его с того самого вечера в среду, но успел с тех пор наговорить про него много плохого, и совсем недавно… причем и перед Кейси, и перед Айлин. Он, конечно, об этом знать не мог. Но я все равно чувствовал себя слегка виноватым.
— Как дела? — спросил я, когда он меня нагнал.
— Тип-топ, старичок.
— Рад слышать. Не было проблем с хулиганами в среду вечером?
На мгновение, он словно опешил. Неужели успел забыть о том происшествии? Но прежде, чем я успел сокрушиться, что зря ему напомнил, он запрокинул голову и сказал:
— А! Совершенно никаких. Скажу более, я ни сном, ни духом не видел тех юных наглецов. Я в некотором роде надеялся вернуть Айлин ее блузку, но они, должно быть, уже скрылись с трофеем, сделав свое грязное дело, — он был заметно доволен таким, весьма остроумным, по его мнению, выбором фразы. — А как поживает прекрасная Айлин? — спросил он.
— Прекрасно.
Он снисходительно закатил глаза — видимо, крайне низко оценив мою способность каламбурить.
— Ей уже лучше, — добавил я.
— Выглядела так, будто ей досталась преизрядная взбучка.
— Ей очень стыдно из-за всего произошедшего.
— Вот как? Ей стыдно? Но если меня не подводит память, это ты был без полного облачения в тот вечер.
— Верно. Но уже к моменту, когда ты нас увидел.
— Ах да, конечно же. Ты одолжил часть своего наряда даме, попавшей в беду. Рыцарственный жест, не правда ли?
— Я просто не мог позволить ей идти по улице полуголой, — сказал я. Обсуждение этой темы с Киркусом вызывало у меня сильный дискомфорт, но в моей
— Хмм, так наша красавица предпочитает не носить под одеждой ничего лишнего?
Кивнув, я сказал:
— Там было, наверное, шесть или семь пацанов, которые увидели ее… ну…
— Ее драгоценные сисечки.
— Слушай, я вообще не должен был тебе это рассказывать.
— О, пожалуйста, продолжай. Я весь внимание.
— Они ее еще и трогали. Некоторые из них… ну, короче… облапали ее.
— Ох, святые угодники! Это было до или после того, как они помочились на ее волосы?
Я уже забыл об этой выдумке Айлин.
— До, — сказал я, и покачав головой, продолжил: — Ей очень, очень стыдно за весь этот неприятный эпизод. Она не хочет, чтобы кто-либо вообще об этом знал. Если люди услышат про что-то подобное, они начнут это себе воображать в голове. И будут рассказывать — это неизбежно. Довольно скоро, при виде Айлин все будут представлять ее с голой грудью, и как хулиганы ее лапают, ссут на нее, и всякое такое.
— Сие несомненно, — он улыбнулся. — Я сам представляю себе это прямо сейчас.
Может, не такой уж он и гей.
Я сказал:
— Айлин определенно не хочет, чтобы весь университет ее в таком виде воображал.
— Не сомневаюсь.
— Так что не мог бы ты просто забыть, что нас видел?
— Никак невозможно, дражайший мой приятель, забыть столь редкое и восхитительное зрелище.
Восхитительное зрелище? Это он про меня без рубашки?
— Хорошо, — сказал я. — Не обязательно прямо забывать. Но можешь просто держать это при себе? Мы с Айлин были бы тебе очень благодарны.
Уголки рта Киркуса приподнялись, а глаза заблестели.
— Молчок, могила. Можешь на меня положиться, старина. — с этими словами он плотно сжал губы и запер их невидимым ключом. Потом швырнул воображаемый ключ через плечо и отряхнул руки.
— Спасибо, — сказал я.
— Пожалуйста, не стоит благодарности.
— И если увидишь Айлин — не вздумай ляпнуть, что мы об этом говорили, ладно? Она очень расстроится, если узнает, что я тебе проболтался.
— Не извольте волноваться, сударь! — он хлопнул меня по спине.
Идя бок о бок, мы взобрались по бетонным ступеням бокового входа в Литературный корпус. Внезапно я заметил, на несколько ступенек выше нас, «тыльную сторону» Хтоничной Хиллари Хатченс. Ее голова со своей короткой стрижкой казалась с такого ракурса очень маленькой. На ней был белый свитер, узкая серая юбка и ковбойские сапоги. Для женщины столь миниатюрного телосложения, у нее была на удивление широкая задница.
К счастью, мне не грозило оказаться на ее занятиях вплоть до следующей среды, а сейчас для меня это было все равно что через несколько лет.