Ночная духота
Шрифт:
— Прямо боевая раскраска получилась!
Я вздрогнула от голоса графа, одновременно от неожиданности и радости, но так и не сумела разлепить глаз, чтобы взглянуть на него, потому даже не поняла, кто схватил меня за руку и рванул к себе. Продолжая борьбу со слезами, я покорно влезла в юбку и позволила застегнуть на себе кофту, а когда сумела открыть глаза, поняла, что одевал меня Лоран. Граф держал в руках шлем и куртку Клифа, и я поняла, что байкер специально не забрал их у графа, чтобы тот не мог ко мне прикоснуться.
— Я думал, что тебе было достаточно аттракционов на сегодня. Видно, ошибся.
Граф
— Пойдёмте ближе к огню.
Лоран взял на себя роль проводника. Он крепко держал меня за руку, отдав вторую, увы, Клифу, потому как граф продолжал нести куртку и шлем, и я не понимала, отчего он до сих пор не швырнул их байкеру в лицо. Огромная человеческая фигура, подобно масленичному чучелу, уже наполовину занялась огнём, и тысячи людей задрали головы к небу, чтобы увидеть маковку костра. Я же сгорала от близости Клифа, проклиная своё безрассудное бегство от графа. Должно быть, он пытался вновь заполнить меня собой, чтобы не оставить места для Клифа, а теперь одного прикосновения тёплых пальцев байкера окажется достаточным, чтобы разрушить с таким трудом добытое мной равнодушие. Клиф глядел на огонь, сильнее сжимая свои пальцы на моих. На его губах играла улыбка победителя, и мне, увы, она не казалась смешной. Она была слишком манящей, и если бы не твёрдая рука Лорана, я бы потянулась к Клифу, чтобы поцеловать его хотя бы в щёку.
— Никогда не считал, что необходимо полностью сжечь душу, чтобы создать шедевр, — донёсся издалека голос графа.
— А много ли шедевров вы создали? — парировал тут же Клиф, и я почувствовала, как он тянет меня к себе, только Лоран не даёт моему телу качнуться и на дюйм.
— Я реалист, — продолжил граф спокойно, игнорируя выпад. — Пишу с природы и не коверкаю её, создавая нечто из небытия. Сжигать надо не души, а трупы и развеивать их пепел по четырём сторонам, чтобы не бежать за воспоминаниями и не отравлять прошлым настоящее. Или ты, Клиф, считаешь, что можно возродиться из пепла, вновь обрести душу и тело…
— Душа не горит, душа вечна и всегда отыщет новое тело.
— Так ты веришь в переселение душ?
— Нет, я верю в вечность души и перерождение тела.
— Странная вера для вампира. Мы стремимся сохранить старое тело, ибо другого нам не дано. Сожги его, и душа превратится в пыль.
— Если душа вечна…
— Если она вечна, то зачем цепляться за тело, а? Для чего тогда ты стремился к бессмертию, если считаешь, что твоя душа и так была бессмертна?
— Я не стремился, так получилось… И не пытайтесь поймать меня на противоречии, Ваше Сиятельство. Я не был рождён для философских бесед и не способен объяснить вам свои мысли, да в общем-то и не желаю этого. Скажу лишь одно: я верю, что пепел можно возродить. Для этого лишь надо этот пепел любить.
— Ты постоянно говоришь это
— Не важно, что она значит для меня, — в голосе Клифа теперь слышалась неприкрытая злость, отдававшаяся болью в зажатых в его горячей ладони пальцах. — Важно, что она значит для вас.
— Для меня — ничего, — отчеканил граф, и я бы не хотела в ту минуту видеть выражение его глаз.
Я и не видела, заставляя себя смотреть только вперёд, да и Лоран в развевающейся на ветру свободной футболке служил для меня, что для лошади, прекрасными шорами. Разговор двух вампиров напоминал игру в баскетбол. Я с трудом улавливала слова, лишь слышала, как одно отлетало от другого, чтобы расквасить физиономию соперника. Только из-за чего они бились? Неужели из-за меня? Или же граф от чистого мёртвого сердца решил помочь сыну отпустить меня с миром? Или что-то иное стояло между ними, о чём я просто не могла догадаться?
— Оттого вы и спрашиваете, что не умеете любить, — продолжал словесную дуэль Клиф. — Но любовь не объясняется словами. Она либо живёт в вас, либо её нет. А чужая любовь для другого ничто, так что толку о ней говорить. Толку говорить обо мне!
— Вот тут я согласен! — Голос графа так подскочил, что я была уверена, что и сам он подпрыгнул. — Ей надо либо любоваться, либо отворачиваться и уходить. А я, как художник, не могу отказать себе в удовольствии глядеть на вас.
— Это я уже заметил, — буркнул Клиф себе под нос.
Да так неожиданно сжал мою руку, что Лоран не успел отдёрнуть меня от него. Пальцы Клифа щупальцем вцепились мне в плечо, не давая Лорану возможности вновь разлучить нас.
— Краб не может больше ждать, — произнёс хозяин, должно быть, вторую свою фразу за всю прогулку и грубо толкнул Клифа в спину, заставляя повернуть направо. — Пора вернуться к машине и отыскать на пляже укромное местечко.
— Для чего?
Я, наверное, не сумела бы задать этот вопрос раньше Клифа, но голос мой бы дрогнул точь-в-точь, как его сейчас. Действия вампиров не поддаются логике, а враждующие вампиры могут нести в себе лишь опасность. Особенно для меня.
— Идиотский вопрос, Клиф! — взвился Лоран. — Развести огонь и подогреть для Кэтрин ужин. Ты-то уж лучше моего должен знать, каково давиться ледяным крабом!
— Да нормально, — по-детски пожал плечами Клиф. — Я всегда всё доедал холодным.
— Выходит, ты и в еде не отличаешься особой разборчивостью, — усмехнулся граф.
— Я прекрасно уживаюсь со своим вкусом, — предельно тихо прорычал Клиф, — и не мешаю никому наслаждаться его собственным, а если вы решили проповедовать мне ваши французские ценности, то лишь потеряете время. Я предпочитаю жить по индейской традиции.
— И чему она тебя учит?
— То, что ссоры до добра не доводят, и люди собираются вместе, чтобы веселиться, а не причинять другому боль. Если вам так мешает мой шлем, то я возьму его, пока он не лопнул в ваших руках.
— Зачем тебе шлем? Порой кажется, что ты забываешь, что больше не человек. Наверное, ты не умрёшь окончательно, пока не пройдёт срок твоей человеческой жизни.
— Если вы думаете, что своим снисхождением вызовите меня на открытую ссору, то не надейтесь. У меня давно не было такой замечательной ночи, так что вам не удастся её испортить.