Ночная духота
Шрифт:
— Тебе не надоело требовать от меня правды? — граф, кажется, отсмеялся, и его глаза вновь стали стеклянными. — У меня нет для тебя никакой правды. И какая вообще разница, что было вчера, когда мы уже живём сегодня.
— Мне надо знать, — я продолжала сжимать запястья графа, не в силах разжать пальцы. — Мне надо знать, говорила ли я с миссис Винчестер. Она сказала мне нечто очень важное, понимаете?
— Не понимаю, Катья. Действительно не понимаю. Ответь самой себе, почему-то, что мог сказать какой-то там призрак, для тебя станет истиной, а свои собственные мысли нет? Если это не призрак, а ты сама наконец-то разобралась в
— Неужели вам так трудно сказать, что вчера было, а чего не было? — не унималась я, чувствуя мокрой спиной жуткий холод. — Скажите просто — да или нет.
Граф молча изучал мой безумный взгляд и беззвучно кривил губы, но я ничего не сумела по ним прочесть, тогда он сказал едва слышно:
— Ни да, ни нет, а может быть.
— Что вы имеете в виду?
— Я ответил на твой вопрос, так что можешь отцепиться от меня и прекратить допрос. Я вышел прогуляться, и если ты больше не желаешь составлять мне компанию, то возвращайся в галерею уродовать обои.
Я поняла, что граф не станет меня удерживать, оттого осталась рядом, подумав, что в галереи я просто разревусь от досады или брошусь на шею Лорана, чтобы он вытряс из меня воспоминания, а устраивать комедию на глазах Софи жутко не хотелось — и так эта зазвездившаяся дамочка не лучшего обо мне мнения. Но вот дома я не отцеплюсь от Лорана, и он как врач не посмеет прогнать меня прочь без ответа, а сейчас можно поискать хоть какое-то спокойствие в ярмарочной балагане, в который превратилась на этот вечер улица в центре Сан-Хосе.
Полной темноты ещё не было, и всё равно подсвеченные палатки смотрелись сказочно, хотя арт-содержание их оставляло желать лучшего. Я даже не заглядывала туда, чтобы не мучить свой художественный вкус, а графу не было до балагана никакого дела. Он просто убивал очередную ночь своего существования и потому спокойно остановился вместе со мной подле палатки танцовщиков. В ней было установлено три рамы с человеческий рост. Три девушки в трикотажных костюмах, выкрашенных в тон задников, исполняли пантомиму выхода из рамы и захода в неё обратно — это был удивительный тандем художника и танцовщиков, потому что в момент прохода через раму, фигуры полностью сливались с задником и становились частью картины. Не знаю, сколько минут я стояла подле палатки с открытым ртом, но когда обернулась к графу, небо стало по-ночному тёмным.
— Оно стоило того? — спросила я.
— Я на тебя смотрел, — ответил граф, продолжая буравить меня взглядом. — И оно того стоило. Идём дальше?
Это был приказ, потому что его рука мгновенно опустилась на моё плечо, но что удивительно, прежнего трепета я не ощутила. Меня захлестнуло странное чувство спокойствия — будто находилась я на улице одна. Я понимала, что граф вновь играет с моей головой, но остановить его или себя не могла. Я бы так и шла подле него по нескончаемой дороге к счастью. Однако дорога быстро закончилась подле большого скопления народа, но плотная стена людей быстро расступилась перед нами, и лишь когда мы оказались в первом ряду зрителей, я наконец услышала заводные арабские мотивы, будто скинула с себя пелену сна.
Танцовщица и в этот раз была великолепна. Я который месяц не уставала удивляться гибкости и выносливости её тела. Тому, как умела она удерживать
Танцовщица приняла из рук мужчины меч и подняла над головой, демонстрируя острое лезвие. Народ притих, и стала слышна ритм-секция, надрывающаяся на эстраде у галереи. Меч плавно скользнул с груди на живот и стал мерно подпрыгивать от ритмичных движений натренированных мышц. Танцовщица, стоя на коленях, откинула голову далеко назад и принялась плавно вычерчивать руками круги. Народ одобрительно свистел, но я видела лишь примятую лезвием кожу.
— Хорошо, что ты не вампир, — послышался над самым ухом голос графа. — А то у несчастной на животе давно бы выступила кровь от твоего плотоядного взгляда.
Я без слов принялась пробираться обратно через толпу, чувствуя необходимость тотчас отыскать стену, чтобы не упасть. Либо я передышала платком, либо терапия графа выбивает у меня из-под ног последнюю почву.
— Отчего ты думаешь, что всё должно плохо окончиться? — руки графа опустились на стену по обе стороны от моей головы, и лицо его вновь оказалось невыносимо близко от моего. — Если бы танцовщица думала, что сейчас порежется, то никогда не смогла удержать меч на животе. Если ты будешь продолжать выдавать мозгом негативные позывы, они будут бумерангом возвращаться к тебе. Если ты будешь постоянно думать, что я жажду причинить тебе боль, мне придётся в итоге сделать это, потому что мы любим соответствовать ожиданиям людей. Если ты будешь навязывать людям то мнение, которые они якобы должны иметь о тебе, они просто перестанут тебя замечать, потому что картинка твоего мира полностью не соответствует действительности.
— Вы можете мне просто сказать, что делать? Без лишней философии.
— Ты должна понять, что тебе нужно от окружающих, и тогда вокруг появятся люди, которые смогут тебе это дать, если ты не в состоянии принять то, что предлагает тебе твоё нынешнее окружение.
— Я не знаю, что мне надо, не знаю… Единственное, что я сейчас понимаю, это то, что совершенно не хочу вас целовать. Так что отойдите от меня, пожалуйста.
С тяжёлым вздохом граф отступил от стены, и я шумно перевела дыхание, прежде чем сказать:
— Мне только что было очень хорошо, абсолютно спокойно. Что вы сделали со мной в тот момент?
— Заблокировал твои мысли, больше ничего.
— Это та блокировка, о которой вы говорили? Как её оставить?
— Нет, не та. Если я оставлю нынешнюю, тебе придётся переехать от Лорана в лечебницу, — улыбнулся граф. — Не переживай, мы все страдаем от своих мыслей, просто надо уметь настраивать их на лучший лад. Я тоже несчастен, потому что разучился видеть хорошее. Вот возьмём, например, тебя — я не могу увидеть в тебе ничего, кроме … Я сейчас получу вторую заслуженную пощёчину, а мне жалко твою руку — ещё пальцы сломаешь и не сможешь рисовать. Я, как художник, не могу такого допустить. Ещё подумаешь, что я позавидовал твоему таланту…