Ночной цирк
Шрифт:
Небо усеяно яркими, словно солнце, пригоршнями звезд.
— Я подумал, что после разговоров о замкнутых пространствах немного простора нам не повредит, — говорит Марко.
Селия подходит к краю палубы и проводит рукой по корешкам книг, образующих борт. Легкий бриз играет ее волосами, принося с собой запах пыльных томов, смешанный с густым и влажным ароматом чернил.
Марко подходит и становится рядом с Селией. Ее взгляд скользит по бесконечной черной глади. До самого горизонта не видно ни пятнышка
— Это прекрасно, — говорит Селия.
Опустив взгляд на его пальцы, сжимающие поручень, она хмурит брови при виде его идеально гладкой кожи.
— Ищешь шрам? — спрашивает он, делая взмах рукой. Кожа подергивается легкой рябью, и на безымянном пальце появляется опоясывающий шрам. — Мне было четырнадцать, когда это случилось. На кольце была сделана гравировка на латыни, но я не помню, что там было написано.
— Esse quam videri, — тихо произносит Селия. — Быть, а не казаться. Это девиз семьи Боуэн. Отец любил украшать им все, что только можно. Я не уверена, что он вполне понимал иронию этой надписи. Твое кольцо, должно быть, напоминало вот это.
Она кладет свою правую руку рядом с его на череду книжных корешков. Гравировка на серебряном кольце, которую Марко принимал за затейливую виньетку, оказывается той самой надписью, сделанной витиеватым почерком.
Селия снимает кольцо, и его глазам предстает такой же шрам.
— Это единственная рана, которую я так и не смогла исцелить до конца, — говорит она.
— Похожее кольцо, — соглашается Марко, глядя на серебряный ободок, хотя его взгляд постоянно возвращается к ее шраму. — Только мое было золотым. Свое ты получила от Александра?
Селия кивает.
— Сколько тебе было? — спрашивает он.
— Шесть лет. Это было обычное серебряное кольцо. Тогда я впервые увидела человека, умевшего делать то же, что и мой отец. Но мне показалось, что у него с отцом не было ничего общего. Он назвал меня ангелом. Это были самые чудесные слова в моей жизни.
— Он недооценил тебя, — говорит Марко, накрывая ее ладонь своей.
Паруса вздуваются от неожиданно налетевшего ветра. Раздается шелест затрепетавших страниц, а чернильная гладь вздыбливается волнами.
— Твои проделки, — замечает Марко.
— Я не хотела, — откликается Селия, но не отнимает руки.
— Я не против, — говорит Марко, сплетая свои пальцы с ее. — Это мог бы сделать и я.
Ветер усиливается, и чернильные волны бьются о борт корабля. С парусов осыпаются отдельные страницы, кружась в воздухе, словно осенние листья. Корабль кренится набок, и Селия почти теряет равновесие, но Марко удерживает ее, обхватив за талию, и она заливается смехом.
— Вы поразили мое воображение, господин иллюзионист, — заявляет она.
— Назови меня по имени, — просит он.
— Марко, — тихо шепчет она.
Имя, произнесенное ее губами, пьянит его больше, чем он мог предугадать, и он наклоняет голову, чтобы попробовать его на вкус.
Его губы уже почти касаются ее, когда она отворачивается.
— Селия, — выдыхает он ей на ухо, вкладывая в звук ее имени желание и боль, которые чувствует она сама. Жар его дыхания обжигает ей шею.
— Прости, — говорит она. — Я… Я не хочу усложнять то, что и так слишком сложно.
Он ничего не отвечает, продолжая ее обнимать, но ветер постепенно стихает, и волны, разбивающиеся о борт корабля, успокаиваются.
— Большую часть жизни я из последних сил пытаюсь научиться владеть собой, — говорит Селия, опустив голову ему на плечо. — Познать себя вдоль и поперек, разложить все по полочкам. Когда ты рядом, мне это не удается. Это пугает, а еще…
— Я не хочу тебя пугать, — перебивает Марко.
— А еще пугает наслаждение, которое мне это доставляет, — заканчивает Селия, поднимая голову, чтобы взглянуть ему в глаза. — Так хочется раствориться в тебе. Расслабиться. Позволить тебе помочь мне не крушить хрусталь, вместо того чтобы непрестанно себя контролировать.
— А я мог бы.
— Знаю.
Они молча стоят на палубе. Корабль скользит вдаль по черной глади.
— Давай убежим, — говорит Марко. — Куда-нибудь. Подальше от цирка, подальше от Александра и твоего отца.
— Мы не сможем, — возражает Селия.
— Конечно, сможем, — настаивает Марко. — Если мы будем вместе, мы сможем все.
— Нет, — вздыхает Селия. — Все мы можем только здесь.
— Я не понимаю.
— Ты когда-нибудь всерьез задумывался об этом? О том, чтобы взять и уйти? Не просто тешить себя приятной мечтой, а действительно исполнить свое намерение?
Когда он ничего не отвечает, она продолжает:
— Тогда попробуй прямо сейчас. Представь, что мы сбегаем из цирка, выходим из игры и вместе начинаем новую жизнь где-то далеко, только представь это как следует.
Марко закрывает глаза, чтобы нарисовать перед мысленным взором картину того, как он будет осуществлять свою мечту. Обдумывает в деталях, как передать дела новому секретарю Чандреша, представляет, как будет упаковывать чемоданы, как пойдет покупать обручальные кольца.
Его правая рука начинает гореть. Острая пронизывающая боль растекается от полоски шрама на пальце, поднимается по руке, стирая любую мысль из его сознания. Это та же боль, которую он испытал при появлении шрама, только в тысячу раз острее.